Он не видел смысла спорить с такого рода рассуждениями, к тому же ему все равно надо было отправляться в обход. Кроме того, если этот тип убил многих людей, то, может, стоит сделать с ним снимок, чтобы добавить к своей коллекции. Хикс уже сделал несколько забавных фотографий, но чувствовал, что было бы неплохо обзавестись снимком с серийным убийцей, чтобы продемонстрировать свою более темную, более серьезную сторону.

В лифте наедине с собой Хикс навел пистолет на свое отражение и сказал: «Или это будет у тебя во рту, или мой большой перец». Репетируя свое послание Саше.

Все было хорошо, пока не ожила его рация и его дядя не сказал: «Эй, тупица, продолжай играть с этой пушкой, может, сам себя пристрелишь, и мы наймем кого-нибудь, кто будет реально делать эту чертову работенку».

Он забыл, что в лифте стоит камера. Счастье еще, что скрытого микрофона там не было. Хикс сунул свой пистолет калибра 0,38 обратно в кобуру и опустил голову, надеясь, что поля шляпы скрывают его лицо. Он выждал десять секунд, борясь с гневом и смущением, затем нажал на своей рации кнопку ГОВОРИТЬ, намереваясь выдать что-нибудь реально грубое, что разом заткнуло бы старого гада. Но взамен ему удалось только выдавить: «Вас понял», — прищемленным писклявым голоском, который он ненавидел.

Дядя Джим устроил его на эту работу охранником, скрыв преждевременный уход Хикса из средней школы, а также арест за пьянство в общественном месте. Хикс проработал в больнице всего два месяца и уже дважды схлопотал выговор, один раз за опоздание, другой — за то, что не ответил на вызов по рации (в то время была его очередь сидеть в кресле со стременами). Дядя Джим уже сказал, что, если случится третий выговор, прежде чем он отработает полный год, им придется с ним распрощаться.

У дяди Джима был безупречный послужной список — вероятно, потому, что от него только и требовалось, что сидеть в офисе службы безопасности шесть часов в день и следить одним глазом за мониторами, другим тем временем просматривая мягкое порно. Тридцать лет смотреть телевизор за четырнадцать долларов в час и все социальные льготы. За тем же самым охотился и сам Хикс, но, если он потеряет работу охранника — снова схлопотав выговор, — ему, возможно, придется вернуться в «Макдоналдс». Это было бы плохо. Устроившись в больницу, он покончил с шикарной работой у окна обслуживания автомобилистов, и мысль снова начинать с нижней ступени была ему отвратительна. Хуже того, тогда, вероятно, пришел бы конец и Саше, ее ключу от аптечного шкафчика и всему тому веселью, которое они получали, по очереди усаживаясь в кресло со стременами. Саше нравилась форма Хикса; он не думал, что она чувствовала бы то же самое к облачению официанта «Макдоналдса».

Хикс достиг подвального этажа и, сгорбившись, вылез наружу. Когда двери лифта закрылись, он повернулся, ухватился за промежность и послал закрытым дверям влажный воздушный поцелуй.

— Пососи мне яйца, толстозадый гомик, — сказал он. — Бьюсь об заклад, тебе это понравится!

В половине двенадцатого ночи в подвале было не очень-то оживленно. Большинство ламп были выключены, горело лишь по одной потолочной люминесцентной лампе через каждые пятьдесят футов — одна из новых мер жесткой экономии в больнице. Единственным пешеходом там был какой-то случайный тип, забредший с парковки на другой стороне улицы через подземный переход.

Там же была припаркована самая ценная собственность Хикса — черный «Транс-Ам» с обивкой под зебру и синими неоновыми лампами, установленными в шасси, так что когда он с ревом несся по дороге, то один в один походил на НЛО из «Инопланетятина»[89]. Еще кое-что, от чего придется отказаться, если он потеряет эту работу. Ни в коем разе не смог бы он вносить за него платежи, подавая гамбургеры. Саша любила миловаться с ним в «Транс-Аме». Она с ума сходила по животным, и сиденья, покрытые мехом под зебру, раскрывали ее с необузданной стороны.

Хикс думал, что серийный убийца лежит в морге, но оказалось, что его уже доставили в анатомический театр. Один из врачей начал с ним работать, а затем оставил его там, чтобы закончить завтра. Хикс включил свет над столами, но остальную часть помещения оставил в темноте. Он задернул занавеску на оконце в двери. Задвижек там не было, но он втолкнул под дверь распорку, насколько она входила, чтобы никто не мог случайно туда забрести.

Тот, кто работал над Чарли Мэнксом, накрыл его простыней перед уходом. Сегодня вечером его тело было в театре единственным, и его каталка стояла под плитой с надписью hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae[90]. Хикс собирался когда-нибудь поискать ее в Гугле и узнать, какого черта она означает.

Он сдернул простыню до лодыжек Мэнкса, посмотрел. Грудная клетка была распилена, а потом зашита грубой черной нитью. Разрез был Y-образным и расширялся вниз, к тазовым костям. Пенис у Чарли Мэнкса был длинным и тощим, как кошерная сосиска. У него был ужасный прикус, так что его коричневые кривые зубы впивались в нижнюю губу. Глаза у него были открыты, и он, казалось, смотрел на Хикса в какой-то бессмысленной зачарованности.

Хиксу это не очень понравилось. Хикс видел немало мертвецов, но глаза у них обычно были закрыты. А если не закрыты, то имели какой-то молочный вид, словно что-то в них прокисло: сама жизнь, возможно. Но эти глаза казались яркими и настороженными, глазами живого, а не мертвого. В них было жадное, птичье любопытство. Нет, Хикса это ничуть не привлекало.

По большей части, однако, мертвецы Хикса не тревожили. Он и темноты не боялся. Он немного боялся дядю Джима, его тревожило, когда Саша норовила засунуть палец ему в задницу (она настаивала, что это должно ему понравиться), и ему снились повторяющиеся кошмары о том, как он оказывается на работе без штанов, блуждает по залам с хлопающим по бедрам членом, а люди поворачиваются, чтобы поглазеть. Вот и все, что касалось его страхов и фобий.

Он не вполне понимал, почему Мэнкса не убрали обратно в ящик, потому что с грудной полостью, похоже, было покончено. Но когда Хикс усадил его — он прислонил его к стене, уложив длинные тощие руки у него в паху, — то увидел на затылке изогнутую пунктирную линию, нарисованную маркером. Правильно. Хикс читал в той статье у Саши, что на протяжении последних шести лет Мэнкс то впадал в кому, то выходил из нее, поэтому врачам, естественно, хотелось покопаться у него в голове. Кроме того, кто не хотел бы взглянуть на мозг серийного убийцы? Вероятно, там таилась какая-нибудь медицинская статья.

Инструменты для вскрытия — пила, щипцы, резаки для ребер, костный молоток — лежали на стальном лотке на колесиках рядом с трупом. Сначала Хикс думал вручить Мэнксу скальпель, который для серийного убийцы выглядел вполне уместно. Но тот оказался слишком маленьким. По одному его виду можно было сказать, что он не будет смотреться на снимке, который он сделает своей дерьмовой телефонной камерой.