Стул напротив Кобба на другом конце стола пустовал – он предназначался для самого Сатаны.

Элис смотрела на водную гладь, ожидая возвращения шлюпки. И вскоре увидела ее. Мистер Мейджор, наваливаясь на весла, спешил доставить Томаса Тикетта к столу.

* * *

Капитан Туссен наблюдал, как мистер Ху и матросы, обвешанные веревками и кожаными ремнями, исчезали в разинутой пропасти рта ангела, зажав ножи в зубах или привязав их к поясу. Они раздобудут ровно полдюжины лотосов, не более. Остальная часть трюма будет забита Про́клятыми.

Как только последний матрос исчез из поля зрения, Туссен снова направил подзорную трубу на выход из бухты. Над водой пронесся глухой звон – музыка бьющихся друг о друга костей, извещавших о приближении «Зубов Ангела». Беверли Туссен вглядывался в белый туман за пределами бухты, ожидая появления корабля. Биение сердца разносилось по телу, отзываясь пульсацией на кончиках пальцев; с ними приходила в ритмичное движение и подзорная труба, покрывая мир рябью. Когда форштевень корабля разрезал полотно тумана, Туссен не смог сдержать вскрика. Слухи оказались правдой: с рей свисали скелеты, отдельные кости крепились к канатам и мачтам и бились друг о друга, эхом отзываясь на каждое движение корабля. К бушприту крепилось украшенное драгоценными камнями подобие трона, на котором восседали останки погибшего регента. Из его обвисшей головы росли рога, а тело было облачено в одежды из водорослей. На носу корабля виднелся силуэт. И хотя разглядеть его со всей ясностью не представлялось возможным, Туссен знал очертания Тегеля так же хорошо, как свои пять пальцев.

Старый шрам на сердце снова заныл.

Но голос, выкрикнувший приказ, ничем его не выдал.

– Готовьтесь встретить их, парни! Живо! Пошевеливайтесь!

Из вороньего гнезда донесся возглас:

– Корабль, капитан!

Туссен уставился на парусные оснастки, пытаясь разглядеть дурачка.

– Я и сам его вижу, болван! Твое имя?

– Не этот, капитан! По левому борту! Смотрите!

По спине пробежал холодок. Капитан Туссен повернулся, прижав подзорную трубу к глазу.

Примерно в сотне метров от них сквозь туман пробирался еще один корабль. Чернь парусов и корпуса заставляла отвести глаза, будто на мир надвигалась сама ночь. Но то была не ночь. То был Черный Закон. Их обнаружили.

* * *

Абель Кобб постучал вилкой по бокалу, и все сидящие притихли. Томас Тикетт, едва дыша, лежал на столе, блуждая повсюду растерянным взглядом. Кровь текла из его носа, но даже этот непредвиденный изъян был прекрасен, и Мартин не мог оторвать взгляд от красной струйки, несмотря на растущее отвращение. Она дразняще блестела и, подобно капле жира на жареной туше кабана, сулила изысканную трапезу. Желудок Мартина вяло сжался, и он уставился на руки, сложенные на коленях.

– Друзья мои, – начал Кобб, – члены Церкви Погребенных и почетные гости! – Он кивнул Мартину, затем стоящему поодаль Монаху Черного Железа, похожему на жуткий обелиск. – Вам выпала честь быть приглашенными на самый выдающийся Пир в истории мира. Сегодня мы все вместе отобедаем на пороге Ада. Воздадим почести Пылающему Принцу живой плотью и пригласим его к столу.

Взгляды устремились на вырезанный из черного дерева стул в другом конце стола, на спинке которого красной краской был нарисован глаз. На столе перед стулом разложили приборы, натертые до блеска. Ближе всего к стулу покоилась голова Тикетта, нарушая привычную сервировку. Жрец Каннибалов собирался уступить главе стола право первому вкусить сладкой закуски, когда тот присоединится к Пиру. Кобб надеялся, что Принц лично вскроет череп.

– Все мы за этим столом чтим гниющего ягненка, пирующего червя и боль безответной тоски. Мы чтим шрамы сердца. Чтить Сатану значит чтить саму любовь, – закончил Кобб и обратился к Элис. – Дорогая, будь любезна.

Мартин наблюдал, как его любовь поднимается со стула и берет со стола длинный тонкий разделочный нож. Она приложила его к левому плечу Томаса Тикетта, надавила на лезвие и потянула надрез к середине грудины. Тикетт пронзительно закричал, кровь хлынула на скатерть. Мартин с трудом удержался, чтобы не закрыть ладонью глаза. Элис сделала второй надрез, начав с правого плеча. Соединив две красные линии в одну, она продолжила ее до самого паха. Кровь извергалась густыми потоками, разливаясь по столу и переливаясь через край. Вопли Тикетта заполнили пустоту черепа.

Их прервал выстрел. У Мартина зазвенело в ушах. Тело обдало волной тепла – он опустил взгляд и увидел мозг Тикетта: вся красная суть кусками разлетелась по столу, окропив собою сидевших, и сползала на мягкую землю.

В руке мистера Галли, стоявшего неподалеку, дымилось кремневое ружье. Он уставился на стол с выражением тревожного удивления, отчего стал похож на ребенка, затем открыл рот и произнес лишенные всякого смысла слова:

– У меня получилось, мисс! У меня получилось!

Он не отрывал взгляда от Тикетта, который, несмотря на смертельную рану, продолжал корчиться в немой агонии меж блюд.

* * *

С равнины дул горячий песчаный ветер. Проскользнув в трещину в теле ангела, он пролетел по полому нутру и достиг горла, вызвав дрожь в усохших голосовых связках. Как только этот аккорд достиг Ху Чао Сяна и его небольшую команду на веревочных лестницах, они тотчас прекратили свое занятие. Звук бритвой полоснул тела, и кровь заструилась из ноздрей и ушей. Все незначительные, мелкие воспоминания оказались сбриты и разлетелись в никуда; эти осколки своей души они никогда не смогут ни восстановить, ни вспомнить.

А затем в воздухе раздался звук пушечного выстрела. Сигнал капитана Туссена. Черный Закон был близок.

Мистер Ху рявкнул приказ, но в нем не было необходимости. Матросы уже поднимались к губе ангела, оставив несколько лотосов свисать на волокнистых нитях. С собой они взяли только то, что успели собрать. Все лучше, чем вернуться с пустыми руками.

* * *

Проклятые переходили с «Зубов Ангела» на «Стол Мясника» по перекинутой меж двух кораблей деревянной планке. В них не осталось ничего человеческого. Пожалуй, они больше походили на грубые изваяния, вылепленные из глины. Серая и мягкая кожа свисала с лиц как мокрое белье после стирки. Они медленно волочили ноги. Капитан Туссен едва не поторопил их, но знал, что ни одно человеческое указание не сработает. Теперь они являлись скотом, а капитаны – их хозяевами. Какая ирония.

Но он не был ни людоедом, ни работорговцем.

Как только последний из Проклятых ступил на палубу, их загнали в трюм. Они не выказывали ни сопротивления, ни осознания происходящего. Туссен надеялся, что, как только корабль выйдет из Темных Вод, Проклятые вспомнят свою жизнь. Конечно, могло случиться и так, что они навсегда останутся живыми трупами, обращающими к солнцу бледные глаза, в которых плещется Ад.

Но кроме Проклятых были и другие заботы.

За толпой стоял Иосия Тегель. На нем был все тот же коричневый китель, но теперь потрепанный и опаленный; длинная борода стала серебристо-белой как луна. Какая бы хаотичная сила ни толкала его на безумства при жизни, здесь она сослужила ему хорошую службу. Он излучал власть. Теперь он был созданием Темных Вод. Он был великолепен.