— Вот! Ты опять делаешь это! — Она отходит от меня. — Не понимаешь и не желаешь слышать! Ты абсолютно меня не любишь!

Она испуганно смотрит на меня и нехотя продолжает.

— Прости, ладно? Я снова немного на взводе. Ты же знаешь, что я так не считаю?

— Конечно, Луковка. Я всё понимаю. Ты волнуешься. Скоро начнётся мой отпуск, и я буду рядом. Всё будет великолепно. Вот увидишь. — Я глажу её голову, руку, спину.

Никогда не признаюсь ей, но моё терпение на исходе. В беременности она просто невыносима! Никогда больше не соглашусь снова пережить этот опыт. Даже под страхом смерти. Даже если меня будут пытать. Ни один адекватный мужчина не вынесет такого дважды.

Всё начиналось довольно мило и вполне безобидно: мороженое среди ночи, беспричинные слёзы, очаровательные капризы. Лукерья без конца читала книги о беременности и родах, об успешном родительстве, и я порадовался её осознанному подходу и соглашался со всеми предложениями.

Потом она с истерикой отказалась от узи. И вообще — от любого осмотра. «От любого вмешательства», — если быть точнее. И началась новая эпоха. Мой кромешный ад.

В нашем доме стала частенько появляться милая женщина, с которой Лукерья проводила несколько часов в неделю. Доула, помощница в родах, наставляла мою жену в организации встречи с ребёнком, пол которого мы до сих пор не знаем, в домашних условиях.

Никакие увещевания, что больница безопаснее для самой Лукерьи и для нашего ребёнка, не приносили результата. Жена рыдала, обвиняла меня в чёрствости и собиралась подавать на развод миллион раз в неделю. Когда она съехала к моей маме, я понял, что мне придётся действовать иначе и начал во всём ей потакать.

Так ей тоже не пришлось по нраву: теперь она обвиняла меня в том, что я «не люблю и не забочусь о ней, а только лишь откупаюсь». На вопрос, чем я откупаюсь, она залилась горькими слезами, но признала, что я всё-таки люблю её и забочусь о ней.

Той же ночью Лукерья разбудила меня и сказала, что очень сильно, просто невозможно хочет… есть. И я бы рассмеялся, если бы не я оказался тем счастливчиком, кто отправился в круглосуточный супермаркет в три ночи за скумбрией и консервированными ананасами.

Грешным делом я подумывал, что она просто решила надо мной пошутить. Или отомстить таким образом. Но когда она выложила на ломтики чёрного хлеба куски копчёной рыбы и накрыла сверху колечками ананаса, когда она поедала этот невероятный бутерброд с превеликим удовольствием, я понял, что нет. Не шутила.

— Денис, я так сильно тебя люблю! — Счастливейшим голосом пропела она мне. — Спасибо! Это очень вкусно! А ещё погрей мне молока, пожалуйста!

Периодически у неё возникали особые желания. Меня уже не удивляли просьбы купить селёдку, непременно с икрой, и неспелые киви, кальмаров с дыней, манго с воблой, сушёных анчоусов с самыми зелёными яблоками, какие я только смогу найти в магазине, речного окуня и сливы с маминого участка. Ну и что, что они только завязались. Она же очень хочет их. Прямо до слёз.

Легенды о странностях моей жены ходили по всему управлению.

Весь мир ожидал с нескрываемым интересом, кого же носит под сердцем гражданка Акманова.

И больше всех ждал я сам.

Мне было очень любопытно: девочка или мальчик? Лукерья говорит, что ей всё равно. Главное, здоровый. И упрямо отказывается ходить к врачу. Необъяснимая логика.

Но я верю в её благоразумие. Если бы она почувствовала, что что-то идёт не так, она бы не стала дурить и отправилась бы в клинику. Я знаю.

Поэтому я позволяю ей вытворять всё, что она хочет, спускаю с рук любую блажь. Лишь бы спокойствие скорее вернулось в наш дом.

Только вот…

— Ты совсем не понимаешь меня! — Упрямится Лукерья и снова отходит в сторону, чтобы я не мог дотянуться до её живота. — Ты очень стараешься, я знаю. Но не понимаешь! Я не хочу, чтобы он родился сегодня! Так не честно! Мне не нравится, когда даты совпадают! Никогда не понятно, какой праздник важнее, ради чего приходят гости!

— Ну, конечно, день рождения ребёнка важнее! — Опрометчиво заявляю я, и она гневно сверкает глазами.

— Вот! Что и требовалось доказать! Ты специально сделал так, чтобы твой ребёнок родился именно в этот день! — Её глаза наполняются слезами. — А как же я? Из-за тебя у меня и так не было свадьбы, а теперь ещё и дурацкого праздника не будет!

— Лукерья, да что с тобой такое? — Не выдерживаю я. — Я был терпеливым и понимающим, но это уже перебор! Не ты ли сама отказалась сыграть «настоящую» свадьбу? Не ты ли сама хотела родить сразу по окончании вуза? И что значит это твоё «мой ребёнок»? Он ровно настолько же мой, насколько и твой! С чего ты вообще взяла, что он родится именно сегодня?

Она испуганно распахивает глаза и отходит от меня ещё дальше.

— Лукерья! — Ахаю я. — Да ты, вероятно, прикалываешься?

— Я… Нет. Не прикалываюсь. — Медленно говорит она. — Я испугалась. Понимаешь? Просто запаниковала. Думала, если отвлекусь, он передумает. Не родится сегодня.

— Господи, маленькая моя, — я подлетаю к ней. — Ты в порядке? Давно началось?

— Схватки начались ещё с утра. Ну я подумала, тренировочные. Тебя проводила, поехала на экзамен. А там… — Она вздыхает. — Пришлось поторопиться. Они бы точно вызвали скорую! А я… Ты знаешь. Не согласна так. По пути домой я вспомнила, что сегодня пятнадцатое, и вообще передумала. Он ведь может и завтра родиться? Или послезавтра. А лучше всего двадцатого. Нет, двадцать третьего. Красивая дата получится.

— Луковка! Какая, к чёрту, красивая дата? — Я обхватываю её лицо руками. — Посмотри на меня, милая. Посмотри и скажи, что ты в порядке. Что всё идёт, как надо. Что всё так, как ты планировала со своей помощницей! Или я сейчас же везу тебя в клинику.

Она прижимается ко мне животом и медленно кивает.

— Я в норме, честно. Всё хорошо. Ты рядом, и всё хорошо. Обещай, что всё равно будешь праздновать со мной нашу годовщину! Обещай, Денис!

— Конечно, Лукерья. Я обещаю. Это навсегда останется нашим самым главным праздником. И ты сделаешь мне самый лучший, самый большой и самый главный подарок, если родишь моего ребёнка именно сегодня.

— Нашего, Денис, — веселеет она. — Сегодня просто чудесный день, правда? Чудесная погода. И готовить не придётся, только разогреешь духовой шкаф…

— Луковка, ребёнок, — напоминаю ей с мягкой улыбкой. — Что мне нужно делать?

— Сейчас уже приедет доула, — жена берёт себя в руки. — Не знаю, сколько ещё придётся ждать. Мне совсем не больно, хотя схватки уже довольно ощутимые.

— Это же хорошо?

— Мне не больно — это хорошо, — усмехается она. — Лучше пока не говори маме, она будет переживать. Я специально молчала. Зря она тебя вызвала с работы. Ведь совсем не понятно, скоро он родится или нет.