– Спрашиваю еще раз: где деньги?

Она рыдала. Молила. Вдова Ленни Брукштайна, самое ценное его приобретение, молила о пощаде его, Гэвина Уильямса. Но Гэвин был непреклонен.

Грешники должны гореть в аду.

Таким не место на земле.

Он ощутил, как затвердевший член распирает брюки. И снова поднял трость.

– Простите, сэр, с вами все в порядке?

Видение мигом испарилось. Он снова сидел за столом в БНПБ – Библиотеке науки, промышленности и бизнеса на Медисон-авеню. Рядом стояла женщина-библиотекарь.

«Назойливая сука. Еще лезет не в свое дело!»

– В полном.

– Уверены? Вы раскраснелись. Может, открыть окно или принести воды?

– Нет! – рявкнул Гэвин.

Пожилая женщина поняла намек и ретировалась.

Нет, работать в публичной библиотеке просто невыносимо!

После того как Гарри Бейн отстранил его от расследования, шеф ФБР настоял, чтобы Уильямс взял отпуск.

– Вы перенапряглись, агент Уильямс. Вам необходимо отдохнуть. Такое бывает с каждым.

«Хочешь сказать, такое бывает со слабаками и идиотами вроде тебя. Но не со мной».

– Я вполне здоров и готов к службе.

– Оформите отпуск, Гэвин. Ладно? Позвоним вам через пару месяцев.

Через пару месяцев?!

Гэвин понял, что происходит. Все это интриги Джона Мерривейла.

«Они все считают, что я псих. Одержимый. Но я им покажу. Когда Грейс Брукштайн приведет меня к этим деньгам, они подавятся своими насмешками. Я близок к успеху. Я это чувствую».

Гэвин вытащил из портфеля гигиеническую салфетку и протер то место на столе, которого коснулись пальцы библиотекарши. Потом закрыл глаза и попытался вернуть фантазию: Грейс Брукштайн в его власти, связанная как животное.

Бесполезно. Она исчезла.

– Сэр, взгляните на это.

Митч наклонился над монитором, за которым работал молодой детектив.

– Вы просили покопаться в делах сенатора Уорнера. Этот е-мейл только что пришел из полиции нравов.

Митч прочитал сообщение.

– Никто этим не занимался?

– Похоже, нет, сэр. Сенатор – горячий сторонник департамента полиции.

«Еще бы не сторонник!»

– Все это неофициально. Мой приятель из полиции нравов сделал мне одолжение. Я пообещал ему, что мы подойдем к делу осторожно.

– У вас есть адрес девушки?

– Да, сэр. Шикарный район.

Детектив открыл второе окно.

– Может, сначала послать туда женщину-детектива? Не хотим же мы спугнуть ее?

Джек Уорнер развалился на заднем сиденье лимузина, ощущая, как бушует в крови адреналин. Снова быть с Жасмин, касаться ее, трахать, упиваться ее телом… лучшее в мире чувство!

Нервное возбуждение дополнялось сознанием того, что вся Америка обожествляет его как истинного хранителя христианских и семейных ценностей.

Джек вспомнил совет Фреда Фаррелла насчет игры: «Понимаю, как это заводит. Весь этот риск. Примерно так же, как быть президентом Соединенных Штатов. Вот о чем тебе следует помнить, Джек. Ты мог потерять все».

Верно, все верно, но как же это щекочет нервы! Даже при том что ставка безумно высока. Фред знал многое об игре и изменах патрона. Но понятия не имел о Жасмин. Только один человек знал о Жасмин.

Теперь этот человек превратился в гниющий, изъеденный червями труп, носивший при жизни имя Ленни Брукштайна.

Мисс Делевинь налила чаю из серебряного чайника в две фарфоровые чашечки и протянула одну женщине-полисмену.

Некрасивая бледная молодая женщина с короткими черными волосами и в очках в широкой пластиковой оправе оглядела роскошную комнату и с горечью подумала, что выбрала не тот путь в жизни.

– Сахар?

– О нет, спасибо. У вас прекрасный дом.

– Благодарю. Всего добилась своими трудами.

Жасмин откинулась на спинку замшевого дивана и скромно скрестила длинные ноги.

– Итак, вы хотите узнать о сенаторе Уорнере?

Когда вдруг появилась эта баба-коп и стала расспрашивать о Джеке и его отношениях с Леонардом Брукштайном, Жасмин сначала запаниковала. Второй реакцией было желание защитить Джека. Она любила его и не могла предать, но победила необходимость соблюдать собственные интересы. Ей наконец выпал шанс увести Джека от жены. Он оставался с Онор исключительно из политических амбиций. И если этим амбициям придет конец, значит, и с браком будет покончено.

– Давно вы знакомы?

Жасмин деликатно пригубила чай.

– Около пяти лет. Мы были любовниками три года. Печенье?

«Эта девушка – настоящий шедевр».

– Нет, спасибо. Вы сказали «любовниками».

– Совершенно верно. Мне, возможно, следует кое-что добавить. Сенатор Уорнер – мой клиент. Он платит мне за услуги, – пояснила красавица с полнейшим бесстыдством. – Тем не менее я охарактеризовала бы наши отношения как любовный союз. Мы обожаем друг друга.

– Понимаю. Сенатор Уорнер откровенен с вами?

– Абсолютно.

– Хотелось бы знать, говорил ли он когда-нибудь с вами о Ленни Брукштайне.

– Говорил. Ленни знал о нас. Единственный, кто знал.

– Джек ему признался?

– Нет. Господи, нет! Старик сам каким-то образом пронюхал. Ленни шантажировал Джека. Он был безжалостным, подлым негодяем. И превратил жизнь Джека в ад. Когда я услышала, что он покончил с собой, ужасно обрадовалась. Собаке – собачья смерть!

Женщина-коп встрепенулась, опешив от такой откровенности. Жасмин это заметила.

– Простите, – пожала она плечами. – Я могла бы лгать, но не вижу смысла. Я ненавидела Брукштайна, и Джек – тоже. Мошенник, который вечно манипулировал людьми.

– Мисс Делевинь, как по-вашему, мог ли сенатор Уорнер ненавидеть Брукштайна настолько, чтобы заказать его убийство? Или убить самому?

Жасмин улыбнулась. Гостья с завистью подумала – и зубы у нее идеальные.

– Ненавидеть? Безусловно. Ленни угрожал уничтожить все, ради чего он жил. Он бы вынудил Джека добиться перевеса голосов в пользу «Кворума», когда переписывался весь устав страхового фонда, помните?

Служащая полиции кивнула.

– Каждый раз Ленни говорил Джеку: «Еще один голос, и ты свободен». Но каждый раз требовал больше и больше.

Жасмин рассерженно тряхнула головой.

– Джек ненавидел Ленни Брукштайна, и не без причин, но он его не убивал.

– Вы так уверены?