Он и его ученики много лет пытались понять, что же такое свет, пока не сделали удивительное открытие. Пропустив свет через воду, они сумели разложить его на составные части. Это оказалась радуга. Свет – просто сумма ее цветов. Великое царство рождается подобно плову из соединения частей, а власть рождается из соединения различий. Неужели у вас с Алексием нет ничего, что могло бы вас объединить не для борьбы с общим врагом, а для созидания? Какого-то доброго дела?

Эн-Номан задумался. Потом улыбнулся и подмигнул монаху:

– Эк он нас! Легко поучать других, любезный… Бахрам. – По тому, как он запнулся, Злат догадался, что шейх едва сгоряча не назвал настоящее имя сказочника. – Только на этот раз ты не отделаешься пустыми рассуждениями. Скажи, что мы должны сделать, и я клянусь!.. – Старик поднял руку с четками. – Клянусь, что исполню твои слова как приказ!

К удивлению Злата, сказочник не колебался ни мгновения:

– Помогите этому юноше вернуться домой. И помирите его отца с московским князем.

XXVIII. Царица Янтарного моря

После плова пили чай. Этот редкий и дорогой напиток привозили караванами издалека, из самого царства великого хана. В Сарай он пришел с хорезмийцами. Их много сюда перебралось еще во времена Батыя. Хорезм был отдан старшему сыну Чингисхана Джучи вместе с дочкой последнего тамошнего шаха Мухаммеда. Поэтому в окружении Батыя было немало выходцев оттуда. Сам Махмуд Ялавач, которого Потрясатель Вселенной назначил управлять завоеванными землями мусульман, одно время скрывался под его могучей рукой. Родившийся у хорезмийской царевны сын Берке рос в окружении приближенных матери. Он так и остался мусульманином. Держал при себе шейхов, требовал, чтобы скот для его стола резали в соответствии с исламской традицией. Вслед за ним на берега Итиля перебрались немало земляков его матери. Особенно когда Берке стал ханом.

Свою религию правитель никому не навязывал, оставаясь ревностным хранителем Великой Ясы, но она очень помогала ему в государственных делах. Завязалась выгодная дружба с султанами Египта, которые прислали единоверцу бесценный дар – Коран Османа, обагренный кровью самого праведного халифа Али. Кроме того, султаны оказались очень полезными союзниками в начавшейся войне с двоюродным братом Берке Хулагу, правившим в Персии. Помогала вера и в домашних делах. Много мусульман было в Булгарии. Они начали доверять повелителю, исповедовавшему ислам, и быстро заполонили его окружение.

Правда, уже тогда зародилось соперничество с земляками хана, хорезмийцами, но оно оставалось между ними. Совместные интересы ордынские мусульмане всегда защищали дружно.

Когда при Тохте пошла вверх торговля на древних караванных тропах кипчакской степи и через Бакинское море, стало усиливаться и влияние хорезмийских купцов. Все больше и больше их селилось в Сарае. Со временем они образовали отдельный квартал. За купцами пришли писцы, знатоки права, держатели постоялых дворов и харчевен. Когда эн-Номан стал лекарем хана, выходцы из Хорезма стали набирать силу при дворе и в свитах эмиров.

Борьба за место возле хана и внесла разлад между булгарскими и хорезмийскими мусульманами. До этого всем хватало места на базарах и караванных тропах, а Булгар и Хорезм издревле были связаны между собой, будучи двумя окраинами Дешт-и-Кипчак.

Когда Узбек после прихода к власти убрался подальше от запутанных и непонятных хитросплетений столичных дел в буртасские леса, влияние хорезмийцев, как ни странно, стало возрастать.

Оказавшись прямо под боком у Булгара, хан тем не менее выбрал место на другом берегу великой реки – маленький захудалый городок Мохши. До этого городом его считали только жители окрестных лесов, которые предпочли Мохши богатому и древнему Булгару, хотя сам Батый некогда устроил там монетный двор. Теперь, познав могущество богатых купцов, хан боялся больших городов. Боялся он и близости Булгара. Поэтому и окружал себя людьми пришлыми. Он все больше ценил людей ученых, знающих, повидавших свет. Почти все они были мусульманами, которые, очутившись в глуши языческих лесов, волей-неволей сплачивались, оказываясь в одной компании с хорезмийцами, для которых Мохши тоже оставался чужбиной.

Когда двор вернулся в Сарай, сразу стало видно, что хорезмийский квартал хоть и не самый большой, но уж точно самый богатый и влиятельный. В тамошних лавках водились редкие и дорогие товары, которых не было больше нигде в Сарае. Там была самая лучшая книжная лавка, а в тамошних харчевнях, кроме чая и изысканных блюд, предлагались изысканные развлечения. В этих заведениях слушали музыку, любовались танцами. В одном из них собирались любители играть в шахматы.

Сейчас, наслаждаясь утонченным ароматом драгоценного напитка, Злат вспомнил, что давно не заходил к своим приятелям, которые вот так же, смакуя золотистый чай, предавались сражениям на клетчатой доске.

С гостеприимным шейхом они распрощались поздно: тени уже лежали через всю улицу. Солнце клонилось к закату. Наримунта Эн-Номан оставил гостить у себя. Его обитель для княжича действительно была самым безопасным местом. Злату, посетовавшему на то, что юноше будет не с кем поговорить, шейх с усмешкой ответил:

– Ты вправду считаешь, что у меня нет русских мюридов?

Наверное, есть. Почему бы нет? Во дворе их ждали повозки. Одна для Илгизара с Бахрамом, которым было по пути, вторая – для Алексия и Злата, которые направлялись в русский квартал. Наиб вдруг с пронзительной очевидностью понял, что не хочет туда ехать. Почему? Там его дом. Пусть бобыльский, но на родном дворе, где живут его сестра и племянники. Родная кровь. Почему ему не хочется ехать с единоверцем, разговаривать с ним на языке, который с детства считал своим? На котором ему, маленькому мальчику, пела песни мать? Почему ему так захотелось уйти с этим стариком, чужеземцем из-за моря? Даже не ведая его настоящего имени. С этим мусульманским шакирдом, то ли буртасом, то ли мордвином, который не ест свинины и не берет в рот вина.

Может, всему виной этот монгольский халат, за долгие годы приучивший не делать различий между людьми?

Злат посмотрел на насупленного задумавшегося Алексия, и ему окончательно расхотелось ехать с ним. Как тот ни пытался сделать хорошую мину, скрыть разочарования ему не удавалось. Его дело не выгорело. Что он уедет из Орды без Наримунта, стало ясно сразу после слов Бахрама. Точнее, когда после них эн-Номан торжественно поднял руку и поклялся:

– Да будет так!

Теперь скорее небо рухнет на землю, чем произойдет иначе.

Сказочник вежливо напомнил, что дело должно быть сделано Алексием и эн-Номаном вместе, и шейх кивнул:

– Пусть он подумает об этом ночью. Я тоже. Завтра мы встретимся и обменяемся мыслями.

Злат был рад такому повороту событий и благодарен