Добраться из Бостона до Манхэттена она сможет. В крайнем случае, придется вручить себя айронвудову стражу, который неизбежно будет наблюдать за проходом, и дать ему доставить себя к Айронвуду для наказания.

– И чего все так прицепились к этой проклятой астролябии? – жалобно поинтересовался Джулиан. – От нее ущерба больше, чем прибыли. С нею перестаешь получать удовольствие от жизни, скажешь нет? Чем только ни приходится жертвовать. Убивают тебя, убивают всю твою семью – и все из-за этой штуковины.

– Она была у меня… – Этта хорошо расслышала боль в собственном голосе. – Но ее забрали Терны, которые потом пропали. На мне лежит ответственность за то, чтобы найти ее и закончить начатое.

– Почему? Временная шкала снова изменилась, и с этой минуты будет становиться все хуже.

Этта наклонилась к нему.

– Ты уверен, что она изменилась?

– А ты не почувствовала? – Джулиан покачал головой. – Наверное, нет. Изменение не шибко отличается от взрывной волны. Весь мир на мгновение делается размытым, а звук просто оглушает. Перепутать невозможно. Какой бы ни была эта новая шкала, ничего хорошего от нее не жди.

– Тем больше причин найти астролябию, – настаивала Этта, стиснув зубы. – И уничтожить ее, чтобы вернуть время к исходному состоянию.

Джулиан поглядел на нее со странным выражением.

– Неужели дедулина шкала так уж плоха? Мне не доводилось видеть исходной, как и тебе. Кто поручится, что он не улучшил ее?

Этта тряхнула головой. Потому-то вмешательство во время и было неприемлемым: кто имел право решать, что считать «более мирным» или «улучшенным»? Благо для одной части мира могло обернуться ущербом для другой. Можно было остановить войну, но это невольно порождало другую. Можно было изменить исход битвы, но лишь для того, чтобы горечь поражения испытала другая сторона.

– Не имеет значения. Никто не вправе вмешиваться в историю, если на то пошло, и уж тем более не Сайрус Айронвуд, – и, даже зная заранее, каким будет ответ, она все-таки сделала попытку. – Ты мог бы помочь мне… найти Николаса и Софию и остальных членов твоей семьи. Извиниться перед ними за то, что заставил их горевать.

– Взывать к чести уместно лишь в отношении к человеку, у которого она есть, – здраво заметил Джулиан. – Я дойду с тобой до Ватикана, но…

Этта услышала щелчок выстрела и его эхо; в воду плюхнулась пуля, обрызгав их холодной водой и качнув лодку. Они с Джулианом машинально пригнулись.

Следующая пуля ударила в воду с другого борта лодки.

– Ты не могла бы грести быстрее? – подал голос Джулиан.

– А ты не мог бы помочь? – огрызнулась она, но Джулиан уже повернулся назад и прокричал что-то по-русски.

Следующий выстрел с набережной расщепил край борта рядом с его рукой, отчего Джулиан вскрикнул и уже был готов прыгнуть за борт. Сквозь завесу снега Этта едва различала фигуры людей на том берегу, одна из них спускалась к оставшейся лодке.

– За что они нас преследуют? – застонал Джулиан.

– Терн! – один из преследователей заорал с американским акцентом. Айронвуд. – Вернись немедленно, и тебя пощадят!

Джулиан со стоном скрючился на дне лодки. Руки девушки заработали быстрее, буквально вбивая весла в воду, и, наконец, другой берег оказался всего в нескольких ярдах от них.

– Это же просто несправедливо. Как тебе удалось втянуть нас в это безобразие? Откуда в тебе эта способность притягивать неудачи?

– Соблаговоли заткнуться! – рявкнула Этта. – Хватайся за набережную как сможешь и притяни нас к…

Очередные два выстрела раскололи плавающий на реке лед, брызнув ей водой в лицо. Сердце Этты было готово выпрыгнуть из груди и застрять в горле. Не дожидаясь Джулиана, она подцепила одним веслом скобу на набережной и подтянула лодку к берегу. Сначала почувствовав, как пуля мазнула ее по открытой шее, и лишь потом услышав звук выстрела, Этта ахнула, больше от потрясения, чем от боли.

«Не думай об этом, не думай об этом, не думай…» – трудно не обращать внимания на прикосновение смерти в буквальном смысле, но Этта выползла на припорошенную снегом набережную, пытаясь собраться с духом. Цепляясь за остатки воли, она торопливо огляделась. Стена набережной была слишком высокой, чтобы выбраться из воды. Но прямо напротив здания – как хотелось надеяться, той самой Академии художеств, – к воде спускалась лестница, охраняемая двумя огромными каменными сфинксами, которые глядели друг на друга так, словно готовы были вот-вот схлестнуться в яростной драке.

– Не бросай меня! – закричал Джулиан, все так же пригибаясь в лодке. Пуля звякнула о гранит, привлекая внимание Этты к лодкам, которые уже приближались к берегу, сверкая фонариками надо льдом и темной водой.

– Они убьют меня, – торопливо упрашивал он, пытаясь дотянуться до набережной. – Я потому и не возвращался: Дедушка не хотел назначать меня наследником и убил бы меня…

Признание не удивило Этту, но времени поразмыслить не было.

– Давай, – скомандовала она, протягивая ему руку. Плечо обожгло пламенем; в уши, казалось, запустили горсть фейерверков, а все тело колотилось от холода, но, копнув поглубже, она нашла в себе последние силы, чтобы схватить его ладонь и подтянуть лодку. Джулиан вскарабкался на набережную, стараясь вжаться в нее рядом с Эттой – так близко, что она почувствовала запах алкоголя из его рта.

– Что делаем? – спросил он.

– У кого тут из нас мозги? – огрызнулась она. – Где проход?

– Статуи видишь? Правый сфинкс, прямо в основании.

Воздух рядом с огромной тумбой действительно казался мерцающим, но девушка списала это мерцание на счет потрясения и истощения, а слабое дрожание будто наэлектризованного воздуха – на гудение в ушах после контузии.

– Тогда бежим, – сказала она. От цели их отделяло всего около пяти футов. Пять футов возможностей получить пулю, но Этту такой расклад устраивал. Не успел Джулиан снова заканючить, а Этта – дать себе время подумать, что будет с той стороны прохода, как она уже вскочила на ноги и изо всех сил побежала, выставив перед собой руки на случай, если Джулиан ошибся, и ей предстояло врезаться головой в массивный камень.

– Стой! Это последнее предупреждение!

Остального Этта уже не услышала: она нырнула в бешено пульсирующий проход, отдавшись его давлению, обдирающему кожу и рвущему в клочья платье. Мрак и хаос, казалось, вертели ею, словно куклой, пока не выплюнули с последним вибрирующим выдохом.

Пролетев по инерции вперед, она остановилась, скользя по шершавому камню, и обернулась через плечо. Небольшой сфинкс – такой же, как тот, что привел ее сюда – озирал сверкающий белый город и огромную бухту, розовую от закатного солнца.

Джулиан вылетел из прохода вслед за нею, схватил ее за руку и потащил за собой, переходя на бег.

Обогнув статую, они устремились по широкой улице. Ослепительно-яркие, как луна, известняковые колонны и ступени вели к зданиям, больше смахивавшим на храмы, чем на жилые дома или торговые помещения. Этта вдыхала воздух, начисто лишенный даже примеси бензина, зато напоенный следами жизни: пота животных, человеческих отходов и щепоткой соли, которая могла появиться только вблизи моря. Стараясь держаться в тени, она уловила вспышку далекого маяка между двумя зданиями: ярким всевидящим оком он осматривал раскинувшуюся у подножия гавань.