Предложения в большинстве случаев действовали безотказно. После обработки гостя через неделю-другую переходили к делу: договаривались о помощи городу по самым разным вопросам. Бесперебойным потоком шли стройматериалы, металл, деликатесы. Сочи процветал, и каждый участвовавший в этом оправдывал свои действия тем, что совершает их не корысти ради, а только в интересах дела.

На следствии все участники комбинаций оправдывались тем, что, мол, работники торговли и общественного питания в курортный сезон имеют бешеные левые деньги, а у них самих зарплата маленькая, и для выполнения задания по обработке гостя зарплаты не хватит. Если они и делили с нами левые доходы, убеждали нас чиновники, то тратили мы свою долю только в интересах города. От этого никто не обеднел. Именно такую предприимчивость поощряло высокое начальство.

Оправдывая свои действия, забывали, что от бесплатного ужина, отоваривания продуктами и спиртным до одаривания подарками, а потом и деньгами – один шаг.

И пошло все как в известном сочинском анекдоте. Первый принимает гостей города. Попили, поели. Посмотрев на официанта, первый щелкнул пальцами. Официант уставился на директора, выглядывающего из-за шторы: мол, не понимаю, он хочет расплатиться? Директор подбежал к первому: «Сергей Сергеевич, зачем вы так? Не обижайте. Все заплачено». – «Болван, – зло парировал первый. – Я не об этом. Где сдача?»

Из жалобы следственно-арестованного А. Т. Мерзлого генеральному секретарю ЦК КПСС Ю. В. Андропову: «Я представляю свое положение насколько могу отчаянным, да оно и есть отчаянное… Как всегда, так и теперь, находясь под следствием, а за 24 года освобожденной партийной и комсомольской работы из 25 лет общего стажа я помню и имею право сказать, что принадлежу к числу партийных работников. Поэтому каждый мой поступок будет засчитываться не только мне, но и партийному сословию, и если сделает нарушение простой человек, то это его дело и дело того коллектива, где он работает, но то, что сделает партийный работник, приписывается всей партийной организации, а этого допустить нельзя».

Итак, профессиональному партийному функционеру разрешено все, что запрещено остальным советским людям. Есть просто народ, и есть «партийное сословие», которое живет по своим неписаным законам. И когда для второго секретаря Центрального райкома партии Сочи Мерзлого не нашлось свободной служебной автомашины, он в 1974 году просто-напросто забрал для себя на сочинской торгово-закупочной базе автомобиль ГАЗ-21 («Волга»). В том же году на Сочинском автокомбинате забрал себе второй автомобиль ГАЗ-24 («Волга»), сменил на нем номер с обычного на специальный и катался в свое удовольствие в свободное от работы время.

В 1977 году, угробив старую автомашину, заменил ее на новую. Эти художества партийного руководителя обошлись государству в кругленькую сумму – 19 983 рубля (по ценам тех лет – стоимость трех автомобилей «Волга»).

«Я никогда не был беспартийным, – писал Мерзлый в очередной жалобе Андропову. – Я всю свою жизнь исповедовал Манифест Коммунистической партии, с самых ранних юных лет, и даже тогда, когда не знал о его существовании».

Столь высокая идейная убежденность не мешала Александру Трофимовичу долгие годы жить по принципам двойной морали.

Так, не изменил себе Мерзлый при строительстве дачи, которую он любил скромно называть садовым домиком. Индивидуальный ее проект по заданию Мерзлого разработали, естественно бесплатно, в одном из проектных институтов. Мебель заказали на мебельной фабрике и в РСУ бытового обслуживания. Бесплатно строили дачу лучшие специалисты городских организаций, в том числе и военнослужащие частей, расквартированных в крае.

Параллельно с мужем успешную карьеру делала его супруга. В начале 70-х она заняла должность управляющей Адлерским трестом столовых и ресторанов. Адлер – ворота Черноморского побережья Кавказа. Здесь встречают и провожают гостей. После утомительного полета либо перед вылетом из Сочи по традиции для почетных и особо почетных гостей в районе аэропорта организовывались шикарные завтраки, обеды или ужины. Естественно, также бесплатно. Так что должность, которую занимала Валентина Алексеевна, имела исключительное значение.

Через несколько лет она, вводя в курс дела сменившего ее Петра Бондарца, скажет, что он вполне созрел и пора ему «подниматься на самый высокий уровень» с допуском к встречам и проводам советской и партийной элиты. Однажды трепещущий от счастья Бондарец удостоился быть в первых рядах встречающих первое лицо в крае Медунова и даже смог пожать ему руку. Правда, на следующий день ему сказали, что, если он хотя бы еще один раз посмеет «высунуться» и протянуть руку столь могущественному человеку, его просто смешают с грязью.

– И как вы среагировали на это? – спросил я Бондарца на следствии.

– Сначала испугался. Потом мне стало стыдно за то, что меня унижают. Знаете, это ведь публика своеобразная. Однажды мне сказали, что Медунов и его окружение предпочитают пить только коньяк «Большой приз» – фирменный кубанский. А его не всегда достанешь. Обратился за советом к одному такому же краевому руководителю, а он смеется: «Да ты что, Петро! Главное – иметь пустую бутылку. Заливай в нее любой коньяк, только не из дешевых. Я так и делаю. Пьют за милую душу и хвалятся друг перед другом!»

– Ладно, – говорю Бондарцу, – со спиртным можно выкрутиться. А вообще такие приемы устраивать трудно?

– Это как сказать, – отвечает. – С продуктами проблемы нет. Я могу брать самое лучшее и людей для приготовления пищи подбирать по своему усмотрению. Но все должен контролировать лично. Да еще как! Упаси бог, если у кого-нибудь из сановных чиновников случится понос. Не сносить головы! – Он сделал паузу и продолжал: – Знаете, потом я стал их ненавидеть. Особенно после одного случая. В Адлер прилетел Медунов, и я лично готовил для них королевское блюдо.

– Какое? – с иронией спросил я.

– Не нужно улыбаться, Владимир Иванович. Вы такого никогда не попробуете.

– И что же это такое?

– Форель, которую по специальной технологии готовят в серебряных судках. Сидят они за столом, пьют, лопают холодные закуски, а я у плиты торчу. Повара мои и официанты крутятся рядом. Только о поносе и думаю. Подходит помощник: «Ты скоро?» А блюдо не готово… Минут через пять уже кроет матом, орет: «Тебе нельзя давать ответственные поручения!» Умоляю подождать еще немного. Через пару минут подходит в третий раз. Весь трясется: «Ты вообще ничего не можешь! Сергей Федорович ругается. Вот даже мухи здесь летают!» Я отвечаю с обидой: «Где мухи? Летает только одна!» Кричит: «Немедленно прибей». И я, управляющий трестом, на глазах подчиненных, как последний идиот, с газетой в руках гоняюсь за этой единственной мухой! За что мне их любить? Уважать и то не стали…

Валентине Алексеевне было легче, чем Бондарцу. Все-таки она была женщиной и благодаря мужу пользовалась особым расположением первого секретаря крайкома.

Но не все так просто в борьбе политических сил за власть.

Явные и тайные группировки не щадят друг друга во имя достижения поставленной цели. Специфика действительности тех лет, как мне кажется, заключалась в том, что при диктате партии во всех сферах жизни ее руководители снизу доверху для расправы с противниками использовали правоохранительные органы, начиная с использования источников оперативной информации, которой располагали КГБ и милиция, и кончая ее реализацией в случае необходимости через следствие и суд. В результате вся правоохранительная система осознанно становилась орудием партаппарата. Группы и группировки внедряли по мере возможности в эти структуры своих людей, и они верно служили своим покровителям.