встаёт с корточек и медленно приближается ко мне сзади, сжимает ладонь поверх моей трясущейся руки и уверенным движением наливает воду в стакан.

— Ну, ты сказала, что никто не будет претендовать на общение с детьми, — протягивает мне воду. — А что на счёт твоей сестры? Она что, не захочет общаться с племянниками?

— Понятия не имею, захочет или нет, — делаю несколько больших глотков. — Мы с сестрой не общаемся много лет. Я вам об этом уже говорила. Так что о том, что я стала мамой она даже не узнает.

Воронцов продолжает стоять вплотную ко мне. Я чувствую его пристальный взгляд на своём лице. Обдумывает полученную от меня информацию? Скорее всего. Глеб Викторович же у нас любит всё контролировать...

— Понятно... — задумчиво тянет.

— А вот мне непонятно, — не ожидая от самой себя, ставлю стакан обратно на барную стойку с таким грохотом, что часть воды выплёскивается на мраморную поверхность.

Ощущаю, как стресс и волнение, которые охватывали меня минутами ранее, после смена темы вдруг резко улетучились. Точнее, они трансформировались. Превратились в раздражение. Кажется, в психологии это называется замещением или как-то так. Я больше не переживаю о том, что там подумала о нас мама Воронцова. Меня это просто раздражает. Нет, не так. Меня это бесит. Просто невыносимо бесит.

Не знаю, возможно это скачущие из-за беременности гормоны так на меня влияют. Раньше я бы никогда не позволила себе разговаривать со своим боссом подобным тоном. Раньше я от одного только его взгляда начинала трястись и заикаться.

А сейчас... А сейчас я чувствую что-то странное. И не могу это объяснить. Я вроде бы понимаю, что Воронцов по-прежнему мой босс, а я его подчинённая. Понимаю, что также как и прежде от него зависит моё будущее и моя карьера. Захочет он, и это всё превратиться в пыль. И, тем не менее, эта невидимая грань между нами, как будто начинает стираться.

— Что именно тебе непонятно, Инна? — Воронцов всё также внимательно на меня смотрит.

— Мне непонятно, Глеб Викторович, по какой причине вы возомнили себя властителем моей судьбы, — проговариваю медленно, почти по слогам, чувствуя, как злость во мне бурлит всё сильнее с каждым словом. — Вы хотите всё решать за меня, я же не дура, прекрасно это понимаю. Только вот, так не будет. Вы бесцеремонно влезли в мою жизнь, указываете мне, что делать, как питаться и где лечиться. А теперь ещё требуете, чтобы я переехала в вашу квартиру! Так вот, говорю вам сразу, на берегу, так сказать. Переезжать сюда я не буду! Это... это уже за гранью!

— За гранью?! — неожиданно рявкает Воронцов, ударяя кулаком по столешнице. Как раз в том месте, где пролилась вода из моего стакана. И я подскакиваю на месте, шокировано смотря на то, как в разные стороны разлетаются брызги. — За гранью, Инна, это если ты шарахнешься в обморок вечером или ночью, а меня не будет рядом, чтобы тебе помочь! Вот что называется за гранью! Постоянно, каждую чёртову минуту каждого чёртова дня думать о том, где ты, как ты, что с тобой! Это, млять, мне психику разрывает! И я никак не могу от этих мыслей избавиться! Абстрагивроваться от тебя или задвинуть на задний план! Ты как чёртово наваждение!

— Это... это всё равно психологическое насилие, — проговариваю шёпотом, смотря в разъярённое лицо Воронцова.

Никогда... никогда прежде я не видела его в такой ярости... Даже в самые худшие рабочие дни. И сейчас, в эту самую минуту, мне действительно становится страшно. Так страшно, как не было уже долгих полгода. Но только в этот раз я не сдамся. Я не сломаюсь. Я обещала себе, что никогда не позволю прошлому вновь вернуться в мою жизнь.

— Глеб Викторович, я... — тяжело сглатываю, из последних сил заставляя себя смотреть боссу в глаза. — Это подавление чужой воли... Вы подавляете меня, понимаете? Я не стану это терпеть... Не буду терпеть вашу диктатуру...

Сама не замечаю в какой момент начинаю пятиться назад. Понимаю это, только когда упираюсь спиной в стену. Рвано выдохнув, смотрю на Воронцова. И, возможно, он что-то такое читает в моём взгляде, потому что неожиданно мужчина тяжело вздыхает, закрывает глаза, прижимает пальцы к переносице и замирает так на какое-то мгновение. А потом медленно приближается ко мне вплотную и упирается ладонями в стену по обе стороны от моей головы.

— В чём я диктатор, Инна? — впивается в меня тёмным взглядом и произносит тихим хриплым голосом. На этот раз уже абсолютно спокойно. Без агрессии. — В том, что пытаюсь защитить тебя и детей? В том, что мне не всё равно?

Он нависает надо мной. Так близко, что наши лбы практически соприкасаются. Я чувствую, как его горячее дыхание касается моего лица. Тяжёлое. Такое же тяжёлое, как у меня. Почему-то в этот момент взгляд стекает к его губам, и я чувствую, как мои собственные губы начинает покалывать.

— Может, мне надо было наплевать на тебя и твоё состояние, — продолжает хрипло шептать, опаляя кожу жаром своего дыхания. — И насрать на то, как бы закончилась твоя беременность? В чём я тиран? Детей я у тебя отбирать не собираюсь. Всё что нужно для тебя и для них я сделаю. И на то время пока ты сильно уязвима, гораздо лучше, если я буду находиться рядом, но ты упорно сопротивляешься, считая это насилием. Что с тобой не так, Инна?

Глава 55

Глава 55

Глеб

Вытираю лицо полотенцем и делаю небольшой глоток воды, затем ещё несколько, после чего ставлю бутылку на скамью и рядом кидаю мокрое от пота полотенце.

Тиран, млять, я тиран и диктатор. Просто охренительно.

– Надо же, кого я вижу, – за спиной раздаётся насмешливый голос Стаса. – Давно тебя в зале не было.

Поворачиваюсь к брату и кошусь на протянутую для приветствия руку.

– Чё, не поздороваешься даже? – спрашивает, когда я не пожимаю ладонь в ответ.

– Лучше пошли на ринг. Помну тебе рёбра. Ты заслужил.

– Уууу, как всё серьёзно, – ржёт придурок.

А я после вчерашнего до сих пор не оставил идею разукрасить его рожу.

– Что,