Мы отошли к грузовику.

– Давай, что ли? – предложил я.

– Ага…

Кореш достал из кармана тряпицу, бережно развернул ее, взял в пальцы помятую сигарету.

– Последняя, – вздохнул он. – Самая последняя.

– Прикуривай, чего на нее любоваться…

Щелкнув зажигалкой, Дега выпустил струю дыма, сощурился от удовольствия.

– Мм… – пробормотал он. – «Кадетская»! Все же лучше, чем чай курить…

Что-то резко скрипнуло над нами, и оба мы одновременно присели. Потом сухо треснул пистолетный выстрел, и прямо к нашим ногам мягко свалилась в снег массивная туша третьего порченого, в падении чиркнув Дегу по руке, в которой он держал сигарету. Дега истерически выругался.

Ветка спрыгнула из окна второго этажа, перекатилась, вскочила на ноги. Насмешливо оглядела нас и сунула за пояс черный Макаров.

– Курение убивает, – сообщила она.

– Расслабились мы, – покаялся я. – Вроде ж никого вокруг не было…

– Расслабляться на толчке надо. И то не каждый раз.

– Понахваталась фразочек от милого своего, – проворчал мой кореш. – Совсем испортил девку…

Он пошарил по снегу, поднял сигарету, потухшую, разорванную, сломанную, грязную. Повертел ее в руках, выбросил.

– Сволочь! – рявкнул он на недвижимого порченого.

Это был совсем свежий порченый, судя по несильно еще истрепанной одежде – армейскому камуфляжу. В сером лбу мертвяка чернела маленькая и бескровная дырка от пули.

– Ну что, – проговорила Ветка, – провалили испытание?

– Получается, так… – вынужден был согласиться я. Но Дега заспорил:

– Минуточку! Задание было какое? Осмотреть дом, уничтожить в нем порченых. Правильно? Выполнили мы задание? Выполнили. А этот… бывший служивый на нас уже во дворе свалился. Это, значит, не считается!

– Кстати, да! – обрадовался я.

Ветка на минутку задумалась.

– Условия испытания, конечно, выполнены… – проговорила она. – А если бы это не испытание было, а боевая операция? Один из вас тогда не вернулся бы. А то и оба здесь бы остались… Ладно, – решила она, – зачет получен.

Она чмокнула меня в губы.

– Поздравляю, Маугли!

Дега тут же подставил ей свою рожу, но Ветка только потрепала его по щеке.

– И ты молодец.

– Круто! – возликовал мой кореш. – Мы первые из всех испытание выдержали! Первые, понятно?! А ведь другие новички раньше нас в Монастыре оказались! А мы – первые! Опередили их! Первыми и ратниками станем! Хотя я в этом и не сомневался ни разу. Мы ж пацаны с Гагаринки!

– Ну, победу праздновать рановато, – осадила его Ветка. – Сколько еще таких испытаний у вас будет… Да и до ратников вам далековато. Ратники из вас еще – как из моего седалища оперный театр…

– Я ж говорю: испортил девку! – усмехнулся Дега.

Я вытащил из кармана шапку, натянул на уши.

– Как-то многовато здесь порченых, – сказал я Ветке. – И какие-то очень уж бойкие.

– Я заметила, – тут же посерьезнев, ответила она. – Идемте к машине.

– Это все из-за той… Штуки? – спросил я.

Она кивнула:

– Из-за чего же еще?

– Интересно, – сказал Дега. – Она в официальных инстанциях так и называется – Штука?

– В официальных инстанциях она называется ОСО-один, – сообщила Ветка. – То бишь особо секретный объект…

– …Один, – закончил за нее я. – Значит, первый. Значит, планируют еще строить…

– Ишь ты! – усмехнулся Дега. – Особо секретный! Выходит, и там, где такие особые секреты секретничают, тоже настоящие нашлись? Или просто шпионы какие на Всадника работают за бабло? Так, по-моему, выгоднее – сведения просто покупать. А то настоящих еще поди найди да поди внедри…

– Работающим за бабло, – ответила на это Ветка, – как правило, все равно, на кого за это бабло работать. Так что сведения, как ты говоришь, просто покупать невыгодно. Ну, идем, чего стоять…

Скоро мы вышли на центральную улицу этого поселка. Она была названа, как традиционно назывались у нас все центральные улицы всех районов всех населенных пунктов, в честь действующего президента Российской Федерации.

– Улица имени Армена Саркисяна, – прочитал Дега. – Во, у нас в Гагаринке тоже такая есть!

Улица имени Армена Саркисяна мало чем отличалась от заднего двора той двухэтажки, где на нас свалился порченый в армейской форме. Здесь так же воняло помойкой, было так же безлюдно, сухой морозный ветер так же гонял по грязному снегу мусор, так же шуршал по облупленным стенам домов с окнами, забитыми досками и фанерными щитами.

И карнизы этих окон через один были изогнуты и рвано погрызены, и чернели под ними оплавившие кирпич безобразные подтеки, а у домов на снегу виднелись еще незатоптанные нечеловеческие следы. Это бесновалось ночью зверье…

И даже яркий солнечный свет на улицах этого поселка не радовал. Он заставлял щурить глаза, этот свет, и от него резко щекотало в носу, как от сильного запаха хлорки.

Из переулка прямо перед нами вывалился еще один порченый. Дега с ругательствами прянул назад, инстинктивно выхватив из-за голенища джагу. Я присел, напружинившись для прыжка, и даже Ветка схватилась за пистолет. Но тут же опустила руку.

– Ложная тревога… – пробормотала она.

Ковыляющее навстречу нам существо растопырило верхние конечности, взметнув изодранные полы чудовищно грязного пальто, икнуло и осело в снег.

– Вдребезги!.. – всхлипнуло оно, когда мы поравнялись с ним. И трещаще захрапело, свесив башку.

Ветка остановилась, коротко глянула по сторонам.

– Вон туда! – скомандовала она, кивнув на крыльцо ближайшего подъезда. Дверь в подъезд была распахнута, скрипела под порывами ветра. Видно, заселенных квартир в том подъезде не имелось ни одной.

– Охота больно возиться… – пробурчал Дега. – Он же воняет!

– Давайте, давайте, без разговоров. И дверь подоприте чем-нибудь. Вон кирпич валяется…

Переместив бесчувственное тело в указанную локацию, мы продолжили путь. И через минуту оказались на поселковой площади. Здесь, у пустого одноэтажного правительственного здания с черными окнами, лишенными стекол, тяжело придавливал обледенелую, присыпанную сухим снегом землю массивный каменный постамент, попираемый парой гипсовых ног, из сколов которых, будто обломки костей, торчали арматурные прутья. Под постаментом копошились в вялой драке два мужичка, очень похожих на спрятанного нами только что в подъезд индивидуума. Мужички находились в запредельной степени опьянения, поэтому не столько дрались, сколько цеплялись друга за друга, чтобы не упасть.