А особняк… ну, пусть попробует объяснить Тайбергу, что тот должен уехать. Я по такому случаю даже попкорном запасусь. 

Пытаюсь ободрить себя подобными мыслями, но в душе все равно растерянность. Снова чувствую себя бесправной козявкой, попавшей в маховик бездушной судебной машины. Все, чего я достигла за эти недели, все мои надежды и планы — стояли на зыбучем песке. Только защита лорда Фицбрука отделяла меня от падения в знакомый кошмар. 

Но стараниями Аншлера, защиты больше нет. 

Перевожу взгляд на Роя в глупой надежде, что он найдет выход. Инквизитор делает шаг вперед и требовательно протягивает руку.

— Я должен ознакомиться с решением Конклава.

— Конечно, — тот сладко улыбается и без возражений отдает бумагу.

Милорд осматривает ее и приподнимает бровь.

— Прошение подано неделю назад?

— Да. Сами понимаете — бюрократические проволочки занимают время… 

Мы с Роем обмениваемся молчаливыми взглядами.

Нет, это не месть Аншлера за купание в супе, а часть продуманного плана. Как и наша с Роем встреча в столице. 

Его миллиардершерству надоела моя холодность и игры в ухаживания. О чем он изволил известить еще вчера.

На мгновение в столовой воцаряется тишина. Рой читает постановление, незваные гости ждут, я стискиваю кулаки и пытаюсь судорожно найти хоть какой-то выход.

И тут мессер решает, что пришло его время вмешаться. 

— Итак, потомок Эгмонтов хочет прибрать к своим грязным ручонкам дом мессера Тайберга, — ой-ой, на месте “папаши” я бы поостреглась! Слишком уж хищным блеском горят глаза воскресшего некроманта.

Тайбергу есть за что ненавидеть Эгмонтов. Сто лет назад во многом стараниями предка Пилора насильник ушел от правосудия. Особое негодование у некроманта вызывал тот факт, что потомки судейского писаря умудрились нажиться на мести мессера — основали Орден Искупления и принялись удочерять будущих жертв дракона. 

Пилор принимает картинную позу и гордо фыркает.

— Этот дом давно принадлежит Эгмонтам! Решением магистрата он отдан в нам собственность, как награда, за нашу победу над драконом. 

— Вашу? — нехорошо щурится Тайберг. 

— Мою и моей дочери. Это я сопроводил ее на бой с чудовищем… 

Вот ведь мерзавец! У меня аж дыхание перехватывает от возмущения. 

— Да ты просто швырнул меня на съедение! Как десяток других “дочек” раньше! 

— Вот она — дочерняя неблагодарность, — Пилор картинно вздыхает и возводит очи к небесам. — И это после того как я провел годы в архиве, согнув спину над трудами предков в поисках способа усекновения дракона! После того как спас ее от каторги, подобрав буквально из грязи, отмыв и назвав своим возлюбленным дитятей! После того как вдохновил и благословил на битву, поведав о найденном в древних рукописях секрете… 

Ага! Значит, вот какова теперь официальная версия? 

— …и что я получаю после всего этого?! — голос магистра взлетает выше, звенит, словно Пилор проповедует с кафедры перед толпой горожан. — Черная небла…. Ай! Что вы делаете?!

— Ничего, — ухмыляется Тайберг и фамильярно похлопывает его плечу. — Показалось, что у тебя нитка на сюртуке. Ты давай — пой дальше. Что там про неблагодарность? 

Но магистр уже понимает, что выбрал не ту аудиторию. 

— Выметайтесь из моего дома, вы… не знаю как вас там! — жестко командует он, переводя взгляд с Тайберга на Катрин и обратно. — Даю два часа, чтобы собрать вещи. После этого мои люди просто выкинут вас вон!

Громилы Аншлера чуть кривятся на словах “мои люди”, но делают дружный шаг вперед и выразительно хрустят костяшками.

— Не так быстро!

Рой, наконец, дочитывает документ и поднимает взгляд.

— Здесь сказано, что решение Конклава вступает в силу двадцать четвертого числа. Сегодня только двадцать третье. 

— Но это формальность! Несколько часов ничего не значат… 

— Тем более не составит сложности подождать. А сейчас потрудитесь покинуть дом МОЕЙ подопечной, пока я не вышвырнул вас отсюда. 

Обед проходит в бурных обсуждениях что делать дальше. Мессера, как всегда тянет на крайности.

— Нет человека — нет проблем. Только намекни и я с радостью избавлю тебя от Эгмонта, — предлагает он, воинственно размахивая вилкой. 

— Нет, Хаген! — повторяю я, с опаской посматривая на подозрительно молчаливого инквизитора. — Ты не будешь никого убивать. 

— Но почему?! Поверь, мне это только в радость! 

— Потому что ты больше не призрак, — решительно вмешивается Катрин. — А я категорически не хочу становиться женой каторжанина. О том, что тебя казнить могут даже вспоминать не буду. 

— Ха! Да эти идиоты из инквизиции в жизни меня не найдут, — запальчиво объявляет некромант. Но тоже косится на Роя и тушуется. — То есть… Хм-м-м… не нашли бы, — он горестно вздыхает и бросает на опустевшее блюдо в центре стола несколько пегих волос. — Ну вот — зря дергал! Ребенок, ты зачем притащила домой инквизитора? С ним даже не проклянешь никого… 

— Это что — Пилора, — спрашиваю я, брезгливо отодвигая посудину.

— А кого же! Без волос хорошего проклятья не навесить. Хотя лучше всего нацедить колбу крови, — некромант мечтательно вздыхает.

— Хаген, хватит! — возмущается монашка. — Чтобы я больше не слышала таких разговоров! И убери отсюда эту мерзость.

— Так я и хочу убрать мерзость, дорогая. Одного мерзкого червяка. Знала бы ты как он похож на своего прадеда!  Одна харя, одни повадки! 

Катрин всплескивает руками.

— Ты меня совсем ни во грош не ставишь?

Некромант раздраженно закатывает глаза.

— Только не начинай, ради Предвечной Тьмы. 

— Не буду, если ты прекратишь эти разговоры. 

— Ну вот — только поженились, а она меня уже пилит, — сетует мессер, но лицо при этом такое довольное, что непонятно — жалуется он или хвастается. 

— Хаген, я серьезно! — в голосе монашки уже звенят слезы и с некроманта в одно мгновение слетает его воинственное настроение. Он начинает утешать ее — так трогательно, что я отворачиваюсь в смущении. 

— Ладно, — со вздохом объявляет Тайберг. — Прости, ученица, но с убийством ничего не получится. Сама видишь — моя лучшая половина категорически против. Тебе придется бежать. 

Я вздрагиваю.

— Что?! 

— Ну а какие варианты? Ты же не хочешь поднять лапки и смириться? 

— Нет! Конечно нет. 

— Значит, собирай вещи и беги. Скажи спасибо дядюшке Бергу, что он выправил тебе метрику.