В его голосе столько нежности. И я решаюсь. 

— Помнишь, как ты изумлялся, что я после аукциона целый год плыла по течению, не пытаясь вырваться из борделя? Так вот: это была не я. 

Он хмурится.

— Я не понимаю… 

— Даяна… она действительно была слабой. У нее не было сил ни смириться, ни бороться. И она выбрала хашиму. Когда выкурил слишком много, нельзя спать. Или можно не проснуться. Но Даяна не знала… или просто хотела заснуть навсегда. В тот вечер рядом с Бурджасом вместо нее проснулась я. 

Инквизитор с всхлипом глотает воздух, разжимает объятия и отшатывается. На лице — потрясение и неверие.

— Я из другого мира, Рой. Я этого не хотела, и я не совершала никаких преступлений. Но я из другого мира, и по вашим законам этого уже достаточно, чтобы убить меня без суда, как бешеную собаку. 

Лицо инквизитора стремительно каменеет, из взгляда пропадает восхищение и тепло. Проклятье! Я и не думала, что это будет так больно… До крови прикусываю губу. Хочется разреветься, но я держусь.

Тайберг был прав, все инквизиторы — фанатики. Рой смог принять рабство в борделе, собственный бизнес и даже учителя-некроманта. Но не тот факт, что я из другого мира. Диббук — это приговор, таким как я не полагается милосердия. 

— Я должен был сам догадаться, — медленно говорит Рой. Нет, уже не “Рой”. Передо мной сейчас милорд Фицбрук. Или даже господин старший инквизитор. При исполнении. — Было столько свидетельств. Все эти незнакомые словечки… поведение. Штуки, которые ты патентовала… Я списывал их на иностранное происхождение… Был слепым, потому что не желал видеть правды. Снова по тем же граблям… — он до хруста стискивает челюсть. Под кожей играют желваки, и мне становится страшно от его взгляда. 

*** 

В голове и на душе было пусто. Рой смотрел на женщину, которую мечтал назвать своей вопреки всему, за которую готов был драться хоть с целым миром. И не знал, что сказать. 

Перед глазами в багровой пелене вспыхнул образ Сесилии. Его непреходящий ночной кошмар. Диббучка скривила напомаженный рот и зло рассмеялась. “А ты все постоянен в своих пристрастиях, милый!” — почти услышал Рой ее голос — ядовитый и сладкий.

— Прости, — обреченно сказала женщина рядом, и видение разлетелось вдребезги. — Прости что молчала раньше и что говорю об этом сейчас. Прости что ставлю перед таким выбором. Но я подумала: ты должен знать, прежде чем мы… Не верю, что на лжи можно построить что-то настоящее… 

Рой сглотнул. Он не знал, что ответить, как поступить.

Вернее, знал. Инструкция дальнейших действий при обнаружении диббука была недвусмысленно четкой и простой. Как маг эта диббучка смехотворно неопытна, а тело Даяны Эгмонт принадлежит обычной слабой женщине. Ничто не мешает Рою скрутить ее, надеть антимагический браслет и отвезти в столицу, где диббучку подвергнут необходимой проверке и умертвят в полном соответствии с протоколом. 

От этих мыслей в душе вскипел такой протест и ярость, что Рой оторопел. 

Она — враг. Исконный, природный. Враг всех разумных существ в этом мире. Это впечаталось, врезалось в душу за годы обучения. И позже, ценой чужих страданий и собственных ночных кошмаров, ценой тех страшных дней, разделивших жизнь на “до” и “после” Рой лично убедился насколько наставники были правы. С диббуком нельзя договориться по-хорошему. Какие компромиссы с существом, которое питается чужой болью и смертью?

Но она смотрела на него и в темных глазах блестели непролитые слезы. Полные губы (Рой помнил, как сладко было целовать их) чуть вздрагивали. Словно Даяна (невозможно было в одночасье отказаться от привычки называть ее так) порывалась что-то еще добавить.

Ему захотелось схватить ее за плечи и потрясти, требуя, чтобы она призналась: все это — просто шутка. 

Но какие тут шутки?

— Что было в тех средствах, которые ты продавала? — спросил Рой. И сам поразился безнадежной глухой тоске в своем голосе.

— Масла, травяные экстракты, — на ее лице мелькнула растерянность. — Погоди… Ты что — думаешь, я собиралась травить своих покупательниц?! 

“Почему нет? Ты же диббук” — должен был сказать Рой. И не смог. 

Он не мог увидеть в ней потустороннюю опасную тварь. Как ни пытался. Он видел… Даяну.

Яркую, умную, сильную, но при этом нежную и хрупкую. Идеальную. Единственную. 

Она сама призналась, сама рассказала все. Какой еще диббук сделал бы подобное?!

“Очень хитрый”, — тут же подсказала разумная и трезвая часть сознания. 

Рой постарался вспомнить криминальную хронику последних месяцев. Исчезновения людей, кровавые убийства, наводящие на мысль о маньяках или ритуалах магии смерти.

Ничего. Только обычная бытовуха, с которой легко справлялись ребята Джеймса.

Диббук не продержался бы так долго. Им нужно охотиться хотя бы раз в месяц. Это значит…

“Ничего не значит, — снова вмешался голос рассудка. — Сначала проверь списки по пропавшим без вести. А заодно отчеты полиции по соседним городам. Если она умна (а она умна), то не станет охотиться возле жилища”. 

Нет, не сходится. За эти месяцы инквизитор ни разу не почувствовал от девушки характерных выплесков темной энергии? Даже во время… хм-м-м… самого тесного из возможных контактов. 

“С Сесилией ты тоже ничего не чувствовал”

Сесилия избегала встреч в дни после охоты. Отговаривалась больной головой. 

— Ты мне не веришь, — горько сказала Даяна, и напряженное ожидание на ее лице сменилось опустошением. Она даже не села — рухнула в кресло. Словно у марионетки обрезали веревочки. 

Рой шагнул было к ней в бестолковом стремлении обнять. Сгрести в охапку, утешить, стереть поцелуями затаенную боль с ее лица. Он никогда не видел ее такой несчастной, даже в камере, даже в суде, когда она стояла гордо вздернув голову — одна против всего мира. Это же Даяна — уникальная девушка, которая никогда не сдается и не умеет долго горевать.

“Это диббучка, а ты идиот! Она тебя околдовала…”

Инквизитор остановился, тяжело дыша. Ему всегда казалось, что выражение “меня разрывает на части” не более, чем фигура речи. Но сейчас его действительно раздирало. Разум твердил одно, сердце кричало о другом.

— Я не знаю, — выдавил Рой.

Это было правдой. Он не знал.

— И что дальше? Отдашь своим коллегам, чтобы те сожгли меня заживо? 

— Диббуков давно не сжигают, — он впился взглядом в ее лицо, пытаясь рассмотреть хоть тень иномирной твари. Хоть крошечный намек на что-то, что позволит убрать мучительное чувство раздвоенности, принять решение и сказать себе: “Я все сделал правильно”. — Это ненужная жестокость. 

— А что в ваших подвалах делают с такими, как я?