– Но ведь они эти годы и так были вместе, толькоформально он не был ее мужем.

– А теперь будет и формально.

– Машка, ты расстроилась? – испугалась вдругНина. – Может, не стоило тебе это говорить?

– Стоило, Ниночка, стоило… а то знаешь ли весна,надежды… Нет, спасибо, что избавила от… – Мне вдруг стало так тошно, что я едваговорить могла.

– Машка, ты что, плачешь?

– Нет, что ты… Просто борюсь с тошнотой… Наверное,что-то съела…

– Ой, Машка, а ты не беременная? – ужаснуласьНина.

– Да нет… Я же не беременею… Была бы беременная, я быничего другого уже и не хотела от жизни.

– От него или вообще? – деловито осведомиласьНина.

– От него, – призналась я.

– Господи, Машка… Ты же обещала плюнуть на него.

– Я плюну, Ниночка, обязательно плюну!

Ненавижу, когда меня жалеют, а в последнее время я, похоже,вызываю у близких одну только жалость. И с этим надо кончать! Но как? Первымделом необходимо прекратить всякие разговоры о Максе, чтобы окружающие попроступозабыли о нем. Им это будет нетрудно, они же не любят его так, как я… Затемнужно как можно больше работать и сказать себе: мне всего только сорок лет, внаше время это чепуха, а не возраст, я хороша собой, у меня все еще в жизнибудет, я успею, главное – не суетиться. И не жалеть себя. Да и действительно,из-за чего? Из-за очередного мужика, оказавшегося козлом, как и все прочие? Нестоит, Маша, ей-богу, не стоит…

Я, как могла, боролась с собой, и довольно даже успешно,только иногда какое-то случайное слово, песня вдруг опять вызывали приступболи. Как-то по дороге в издательство я включила радио и вдруг услышала песню,где была такая строчка: «Придет весна, и лед сломают реки, пускай „прощай!“, нотолько не навеки!»

Я чуть не завыла. Сейчас я тем и занимаюсь, что прощаюсь сМаксом навеки.

Но мало-помалу любая боль притупляется. Или больной умирает.Однако умирать я не собиралась.

Настало лето, жаркое, засушливое. Я с благодарностью думалао брате, который так предусмотрительно снял дачу, куда я перевезла Лизу сБелкой. Сама я дачу не люблю, я до мозга костей городской человек. Но в этужарищу даже я иногда с удовольствием оставалась ночевать за городом. Гешу Глюкая сначала не собиралась туда везти, но, видя, как он, бедолага, мучается отдухоты, все-таки отвезла, страшно боясь, что он удерет. Однако мой котишкаочень быстро освоился, без конца жрал какую-то траву и не собирался никудасбегать.

Работать на даче мне не удавалось, и я неизменновозвращалась в свою одинокую квартиру. Как-то под вечер я в полном изнеможениивалялась на диване, когда раздался телефонный звонок. И кому это неймется втакую жару?

– Алло?

– Маша? – донесся женский голос, мучительнознакомый.

– Да.

– Не узнаешь?

– Нет…

– Машка, зараза!

– Галка, ты?

– Ну наконец-то! Как жизнь?

– Галка, ты где?

– Пока в Торонто! Но через два дня прилечу! Машка,дарлинг, приютишь на недельку?

– Спрашиваешь! Галка, как я рада!

– Я тоже соскучилась, ужас! Ты сможешь меня встретить?

– Еще бы, говори номер рейса!

– Что тебе привезти?

– Ничего, в Москве сейчас есть абсолютно все! Главное,приезжай. Сколько же мы не виделись? Как Матвей?

– Приеду, все расскажу! Потреплемся, как бывалоча! Нувсе, Машка, до встречи!

Подумать только. Галка Белиловская, моя подруга еще сошколы. Это она прислала мне блузку с Максом.

Интересно, она про него спросит? Если спросит, расскажу, аесли нет… Наверное, все равно расскажу, во мне еще живет эта идиотскаяпотребность говорить о нем. А Галка конечно же самый подходящий для этогочеловек: поживет недельку и уедет к себе в Канаду. Черт, а ведь ее придетсячем-то кормить. Сама я в такую жарищу почти ничего не ем. Для начала сделаюбадью окрошки, она ее любит, а там видно будет… Вообще-то Галка раньше была наредкость легким человеком. Думаю, такой она и осталась. Теперь я точновспомнила: мы не виделись десять лет. Немало!

К счастью, Галкин самолет прилетал ночью, и я без проблемдобралась до Шереметьева, тем более в машине есть кондиционер. Минут через пятьобъявили о прибытии Галкиного рейса. Я уже была сама не своя от нетерпения, такмне хотелось увидеть старую подругу. Но вот и она, тащит на поводке громадныйчемоданище и внушительных размеров сумку. Глаза испуганные. Она почти неизменилась, только приобрела какой-то заграничный лоск.

– Галка! – бросилась я к ней.

– Машка! Слава богу, ты здесь! Ох, до чего ж я рада…

Мы обнялись.

– Выглядишь потрясно, Машка!

– И ты тоже не погано! – засмеялась я. –Почему тележку не взяла?

– Не нашла… Мы на такси?

– Зачем? У меня тачка…

– Да ну? Это хорошо, а то мне наговорили всяких ужасовпро здешних таксистов…

Наконец мы погрузились в машину.

– Галка, ты по делам или просто так?

– Просто так… – как-то неуверенно проговорилаона. – Я давно собиралась… Я у тебя побуду денька три, потом смотаюсь воВладимир к родне… Маш, а ты одна живешь?

– Как перст!

– Хорошо.

– Галка, у тебя что-то случилось?

– А что, заметно?

– В чем дело? Что-то с Матвеем?

– Да! Я, Машка, обнаружила, что у него есть баба…

– И что?

– Хреново мне от этого. А там такая жизнь… поделитьсяне с кем.

– Но, насколько я знаю, там с такими проблемами кпсихоаналитику ходят…

– Вот-вот… Ну, я и подумала, мне этот психоаналитикобойдется дороже, чем поездка в Москву, к своим… К тебе, дарлинг…

– Умница! У нас пока еще душу подругам изливают, дешевои сердито!

– Машка, мне уже легче стало, – удивленнопроговорила она. – Бог ты мой, как Москва-то изменилась, какое освещение,реклама…

– Мы вот завтра с тобой погуляем, то ли ты еще запоешь.Хотя жара несусветная… Но что-нибудь придумаем. Завтра суббота, движения такогоне будет, мы на машине с кондиционером поездим.

– Маш, а у тебя поесть что-нибудь найдется, – всамолете такой гадостью кормили…

– Окрошку будешь?

– Не может быть!

– Может, может…