Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– От речки Лыбидь, – предполагает кто-то.
– Это не комары, – говорит продавщица, – а какие-то мутанты.
– Экология, – философски вздыхает очередь.
Киевлян хлебом не корми, дай поговорить об экологии.
И наконец приходит их автобус.
* * *
Все, что происходило дальше, Виктор помнил очень хорошо. Он, к примеру, помнил, что с момента звонка Ираклия видел все как бы через плотный полиэтилен. И почти ничего не слышал. Онто знал, что Иванна выберет, совершенно определенно знал, но тоскливый страх за нее, за ее бедную психику, безвинно попавшую в подлую ловушку, почти отобрал у него зрение и слух.
Она выбрала Витту и Генрика. Разумеется. Кто бы сомневался.
– Видишь, – сказала потом ему, – какая я молодец. Профинансировала очередной социальный проект. Возможно, очень затейливый.
«И возможно, очень кровавый», – поймал на лету Виктор именно то, что она имела в виду.
Иванна холодными пальцами погладила его по щеке.
«Нет, определенно свихнется, – вздохнул про себя Виктор, – что бы там ни говорила. В общем, надо ее хватать и тащить. И подальше от этого белого безмолвия».
Милош вертел головой по сторонам. У него, конечно, были свои резоны. Вдруг он перестал озираться и уставился куда-то в одну точку за спинами остальных участников мизансцены.
К ним шла Витта. Она появилась как бы ниоткуда, хотя в дальней перспективе стена Кремля делала изгиб и закрывала часть пространства. Витта шла медленной расхлябанной походкой – так ходят по кромке волны на пляже, когда ноги слегка вязнут в мокром песке и никуда не надо спешить. Она шла в длинном расстегнутом пальто, под которым были белая футболка и черные колготки. Больше на ней ничего не было – даже обуви. Так она и брела по заснеженной площади, слегка путаясь в своих длиннющих ногах. И Милош наконец сорвался с места, побежал навстречу, схватил ее на руки. Витта положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
Леша с Генриком уже остановили машину с надписью «Ростовхлеб» и, судя по донельзя довольному лицу водителя, сторговались за несколько его зарплат.
– Пошли, – сказал Виктор Иванне и взял ее за руку. Рука была мокрая и холодная.
– У меня живот болит, – вдруг сообщила Иванна. – Очень.
Она стояла и смотрела вниз, себе под ноги, и Виктор тоже посмотрел вниз. Ее бледно-голубые джинсы от бедер и ниже становились черными, и только когда на снегу стали расплываться вишневые пятна, Виктор понял, что это такое.
– Кровь? – равнодушно спросила она и стала падать на подбежавшего Лешу. Тот чудом успел ее подхватить, но вынужден был сесть на землю и держать ее на коленях, пока Виктор дрожащими руками прикладывал к ее лбу и щекам кое-как слепленный снежок.
– Она ранена? – шепотом спросил Леша.
– О господи… – вздохнул Виктор.
– Ранена или нет?
– Похоже, у нее маточное кровотечение, – сказал Виктор, прямо глядя в его темнеющие глаза. – Сильное.
В старом советском гастрономе на другом краю площади, где еще наливали сто грамм и подавали сардельку с горчицей, стоял со стопочкой в руке сильно пьющий местный житель, смотрел в окно и думал, что наступают ранние зимние сумерки, вот и еще один день кончается, и ознаменован он был падающими барышнями. И хорошо еще, что падают они на руки мужчин, и вот теперь их куда-то везут в хлебной машине. А его жена умерла. Не успел подставить руки – вот она и умерла. Он запил эту мысль, зажевал ее сарделькой, подумал и заказал себе яйцо вкрутую и еще пятьдесят.
* * *
– Фигня, – заявил молодой толстенький доктор, выходя из палаты, куда десять минут назад завезли на гремучей каталке спящую Иванну. – Вечером заберете. Или завтра утром. Как хотите. Только антибиотик надо колоть. Кто у нас муж?
– Нет у нее мужа, – угрюмо сообщил Генрик.
– А-а…
– Что «а-а»? – вскрикнул Алексей. – Что с ней?
– Фигня, срыв беременности на малом сроке. Завтра она забудет.
– Какой вы оптимист… – позавидовал Генрик.
– Иностранец? – с подозрением посмотрел на него доктор. – Сразу видно. Объясняю. Врач должен быть оптимистом. Категорически. Если я буду пессимистом, все повесятся. И дома, и на работе. И пациентки. Понятно?
– Понятно, – кивнул Виктор. – Спасибо, доктор. Мы ее вечером заберем.
– Ну и ладушки, – был ему добродушный ответ.
Доктор толстым коротким пальцем поправил дужку очков и пошел по больничному коридору, чуть-чуть подпрыгивая и размахивая руками в такт шагов.
– А как она? – вдогонку спросил Леша.
– Нормально, – сказал доктор, не оборачиваясь. – Немного бледненькая. Да вы зайдите, можно.
Иванна уже не спала. Она лежала на спине, смотрела в потолок и вяло постукивала пальцами правой руки по пузырю со льдом, который как-то криво громоздился у нее на животе поверх простыни.
– Знаете что? – заговорила она, не повернув головы. – Если бы у меня был другой темперамент, я бы сейчас смеялась. Умирала бы просто со смеху.
– Давай я тебя укрою одеялом, – предложил Виктор и, не дожидаясь разрешения, натянул на нее чахлый больничный пледик.
– А почему? – спросил Генрик.
– Потому что от пузыря со льдом можно сильно замерзнуть, – объяснил Виктор. – И простудиться.
– Нет, почему смеялась бы?
– Почему смеялась бы? – повторила Иванна. – Нипочему. Просто так. Но гомерически. Удивительно, что вам не смешно.
– Да нет, – вздохнул Генрик, – вообще-то довольно смешно. В каком-то смысле. Двадцать миллионов… Мы банкроты почти. Готов разделить ваше веселье, фройляйн. Шампанского вот нам не хватает. Только я-то вас чем отблагодарю?
– Молитесь, – сказала Иванна. – И я буду. Чтобы они потратили эти деньги на яхты и девочек. Но если хотите знать мое мнение, яхты и девочки их не интересуют. Они очень, очень много работают…
Виктор погладил ее по щеке:
– Мы тебя вечером заберем. И уедем.
– Да все равно. – Иванна закрыла глаза. – Мне все равно. Уж если я не могу смеяться, то буду спать пока. А где Лешка? Чего он не пришел припасть к изголовью?
– Ну, он там… – неопределенно проговорил Виктор. – Курит, в общем.
* * *
Давор пристально смотрел в залитое водой лобовое стекло – «дворники» с таким ливнем справлялись плохо.
– Не гони так. – Он умоляюще глянул на Санду.
– Кто бы говорил! – засмеялась та. – Я тебя не узнаю, папа.
Она морщила нос и поверх темных очков смотрела на дорогу. И еще она ела хрустящее зеленое яблоко, и кислый яблочный запах сводил ему скулы. Давор вздохнул.
– Может быть, я подсознательно хочу, чтобы ты скорее улетел.