Я замечаю, как Имоджен пинает Клару под столом, и та, одарив сестру сердитым взглядом, выдавливает из себя улыбку.

– Да-да, ваше высочество. Напишите принцу, и пусть Имоджен отнесет ваше послание. Это будет очень романтично.

Идиотки! Все их замыслы для меня – словно открытая книга, но сомневаюсь, что и настоящая принцесса купилась бы на их уловки. И на что вообще надеется Имоджен? Допустим, она отправится в личные покои принца, передаст ему мое письмо, а что дальше? Он тут же пригласит ее на чай и признается в любви? Она правда верит, что заслужит его расположение, исполнив одно-единственное поручение? Если так, она и в самом деле дура и совсем не знает принца.

Хотя, о чем это я? Ведь я и сама его вовсе не знаю. А Имоджен просто-напросто верит слухам о его репутации и считает Франко легкой добычей. Хотя, судя по резким словам, брошенным мне в переулке, он весьма нетерпим к вешающимся на него человеческим женщинам.

Прищурившись, я разглядываю Имоджен, размышляя, не стоит ли и в самом деле послать ее к принцу. Он без всяких угрызений совести пресечет ее явные попытки соблазнения, а я посмотрю, как ей понравится быть униженной. Но после я бросаю взгляд на низкий вырез ее платья и скривленные в надменной усмешке губы… А вдруг есть хоть малейший шанс, что я ошибаюсь и она вполне способна его завлечь?

Я поспешно откладываю вышивку и, даже не взглянув на сестер, торопливо направляюсь к балконным дверям, выхожу на улицу и захлопываю за собой дверь. Она закрывается не полностью, но у меня нет сил к ней возвращаться. Я подхожу к перилам и кладу руки на балюстраду. Три огонька тут же устремляются ко мне, кружат над головой, но, к счастью, не дразнятся, как обычно. Вряд ли сейчас у меня нашлось бы на них терпение.

Вздохнув, я закрываю глаза и подставляю лицо теплому утреннему солнцу. Легкий ветерок овевает кожу, успокаивая бешено стучащее сердце. Что на меня нашло? Почему я так разволновалась лишь при мысли, что Имоджен сможет соблазнить принца? Меня всегда огорчали ее планы по поимке супруга, но в этот раз почему-то все кажется другим… слишком личным…

До меня доносится шепот, и я открываю глаза и чуть поворачиваюсь, чтобы уловить сквозь приоткрытую дверь обрывки слов сводных сестер.

– Ты и правда хочешь написать записку от ее имени и отнести ему? – спрашивает Клара. – А если он поймет?

– Тише, Клара! – шикает Имоджен. – Я сделаю, что будет нужно. Без риска в этом сезоне мы вряд ли добьемся успеха.

– Сейчас и так слишком многое поставлено на карту, – шепчет Клара. – А вдруг Эмбер не вернется?

При звуках собственного имени сердце подскакивает к горлу. Впервые я слышу, как кто-то упоминает обо мне с ночи бала. Ведь с того дня я превратилась для всех в «ваше высочество» и «принцессу Мэйзи», а Франко стал звать меня «Эм».

– Вернется, – бормочет Имоджен. – На кону стоит ее наследство.

Я медленно подхожу ближе к двери, стараясь, чтобы стеклянные каблуки туфель не звенели по полу. Огоньки следуют за мной, по-прежнему кружа над головой, но я лишь молча прогоняю их и, фыркнув, они уносятся прочь.

– А вдруг не вернется? – настаивает Клара.

– Тогда я сделаю, что нужно.

– Ты о чем?

Сперва повисает молчание, а потом Имоджен чуть слышно произносит:

– Похоже, никто не знает, как выглядит Эмбер.

Я еще ближе подхожу к двери и встаю практически за ней. К счастью, сестры не смотрят в мою сторону.

– Я не понимаю, – шепчет Клара.

– Тебе и не нужно. Доверься мне и маме.

– Постой! – вдруг ахает Клара. – Ты хочешь выдать себя за Эмбер и заявить права на ее наследство?

Я даже перестаю дышать. Однако Имоджен молчит.

– Я ведь моложе, – слишком громко произносит Клара, и Имоджен вновь на нее шикает. Младшая сестра тут же снова принимается шептать: – Этим следует заняться мне. Никто не поверит, что тебе девятнадцать.

– И что это значит? Хочешь сказать, я слишком старая? Да я всего на год старше ее!

– У меня фигура больше похожа. – В тоне Клары прорывается обида.

– Да какая разница, как я выгляжу? – цедит Имоджен сквозь зубы, а потом тихо поясняет: – Одна поездка в лавку чаровницы в Эванстоне – и готово.

Кровь стынет в жилах. Во имя ветра, Имоджен хочет раздобыть чары и сделаться похожей на меня. А поскольку я почти ни с кем не знакома, ей даже не придется особо никого убеждать. Во дворце лишь брат Марус знает меня в лицо, но я сомневаюсь, что он станет спорить с подобным планом.

По венам струится ярость, руки начинают дрожать, а колени норовят подогнуться. Я всегда знала, что мачеха с сестрами попытаются отобрать у меня наследство отца, но никогда не думала, что они придумают нечто, вполне способное сработать. Этого нельзя допустить. Их нужно остановить во что бы то ни стало. Но как? Мне нельзя показываться во дворце в истинном обличье. Даже когда сделка с миссис Коулман подойдет к концу, мачеха вполне может попытаться мне помешать, отыскать какие-нибудь ложные доказательства или даже обвинить в уклонении от исполнения законной сделки.

Живот пронзает острая боль. Я закусываю губу, чтобы не закричать.

«Я подчиняюсь… подчиняюсь… Я не уклоняюсь от сделки… Ни за что».

– Кстати, куда делась Эмбер? – спрашивает Клара. – По условиям сделки с мамой она ведь не могла покинуть дворец…

Меня накрывает еще одна волна боли, и я закрываю глаза.

«Я подчиняюсь… подчиняюсь…»

– Мама думает, она по-прежнему здесь.

От слов Имоджен меня охватывает ледяной ужас.

– Так где же она?

Боль пронзает изнутри, и я упираюсь рукой в дверь.

– Шныряет по дворцу, как непослушная крыса, – говорит Имоджен.

Незакрытая дверь внезапно подается под рукой, и я вваливаюсь через порог. Сестры, широко раскрыв глаза, резко оборачиваются ко мне. Я спотыкаюсь, но тут же выпрямляюсь, на краткий момент страшась, что туфли соскользнут с ног. Собравшись с духом, я все же бросаю взгляд на ноги. К счастью, туфли на месте, как и ленты, которыми я начала привязывать обувь каждое утро.

Благодарение ветру!

Боль по-прежнему пульсирует внутри, но я пытаюсь ее подавить и глубоко дышу, чтобы успокоить пульс.

«Я подчиняюсь… подчиняюсь…»

Я не замечаю, когда сводные сестры встают из-за стола. И понимаю, что они рядом со мной, лишь почувствовав, как кто-то – Имоджен – трогает меня за плечо. Я вздрагиваю от ее прикосновения.

– Что случилось, ваше высочество? – спрашивает сестра, и в ее глазах мелькает крошечный намек на искреннюю заботу. Клара, напротив, кажется и вовсе сбитой с толку.

– О, пустяки, – бросаю я в ответ, с болью понимая, что почти не контролирую голос. Пусть дрожащий, он звучит весьма похоже на мой обычный кроткий тон, который сестры слишком хорошо знают. Я резко отстраняюсь. – От солнца закружилась голова. Похоже, я еще не привыкла к суше, – выдаю я очередную ложь.