Мы выходим в вестибюль и шагаем прямиком к дверям, возле которых застыли привратники; еще несколько ждут снаружи, готовые помочь гостям с экипажами. Наша карета стоит на прежнем месте. Подойдя ближе, Франко тянется к дверце, но вдруг резко замирает. Я хмурюсь. Почему он колеблется? Но тут я замечаю, что экипаж слегка покачивается, а миг спустя слышу изнутри женский стон.

Я изумленно открываю рот и, покраснев, бросаю взгляд на принца.

– Думаешь…

– Да, – соглашается Франко и бормочет какие-то проклятия, а после добавляет: – Во имя бездны, Оги! В карете? Неужели вы не нашли другого места, где можно выплеснуть свою страсть? – Конечно же, занявшая карету парочка его не слышит, и экипаж по-прежнему продолжает раскачиваться. – И вы позволили этому случиться? – Франко бросает взгляд на лунных кобыл.

Звуки позади нас становятся все громче, и миг спустя я различаю голоса – зрители выходят из театра. Стоящий рядом Франко внезапно напрягается и крепче стискивает мою ладонь, по-прежнему зажатую в его руке.

– Его высочество, – раздается чей-то громкий шепот.

Тут и там в толпе слышатся шепотки, которые вскоре перерастают в возбужденное бормотание. Я бросаю взгляд через плечо на гостей, хлынувших из вестибюля на улицу.

Франко проводит рукой по лицу и, глубоко вдохнув, оборачивается, даря толпе обаятельную улыбку. Я повторяю за ним, стараясь казаться невозмутимой принцессой, но усмешка, вероятнее всего, больше напоминает гримасу. Мужчины кланяются, женщины приседают в реверансах, а потом широко раскрытыми глазами смотрят на нас с принцем, отмечая сцепленные руки. Под их внимательными взглядами я стараюсь не ежиться.

Франко прочищает горло.

– Спасибо за этот замечательный вечер. Театр… – Он бросает взгляд на главный вход. – Театр «Ночной соловей» радушно принял нас этим вечером. А теперь я желаю вам всем доброй ночи. – Повернувшись ко мне, он тихо спрашивает: – Ты готова устроить представление?

– Что? – Я чувствую, как учащается пульс.

– Как твои туфли? Не слетят?

– Я привязала их лентами.

– Хорошо. – Принц подхватывает меня на руки и снова улыбается толпе. – Приятно было пообщаться!

У него за спиной раскрываются крылья. Франко опускается на корточки, а потом резко устремляется вверх. Я цепляюсь руками ему за шею, пытаясь сдержать визг. Мы летим прямо в ночное небо.

Франко

Полет во дворец совсем не похож на утренний, когда мы возвращались из леса после нападения на карету. Тогда я вел себя уверенно, игриво, дерзко, но теперь…

Призрак западающей в душу мелодии Эм все еще струится по венам, и я чувствую себя… странно. Воздух вокруг теперь кажется холодным и колючим, а девушка в объятиях становится теплее, тяжелее, ее сердце бьется громче, а касающееся шеи дыхание больше напоминает ласку. От ее близости в легких не хватает воздуха, а внутри все сжимается, и мне это вовсе не нравится.

Не знаю, почему ее магия так на меня подействовала. И пусть ее пение усиливает эмоции, какие струны оно затронуло во мне? Отчего у меня слабеют ноги, а язык словно завязывается узлом? Возможно, свою роль сыграло потрясение, когда я осознал, кто она такая.

Моя таинственная пианистка.

Я до сих пор не видел лица девушки и не знаю имени, но в краткий миг, пока эмоции не взяли верх над ощущениями, ее сущность просто поразила меня. Не только сама энергия, но и вся ее дикая, яркая аура, на вкус напоминающая розу и цитрус.

Пока мы летим, я наблюдаю за девушкой. В какой-то миг она поднимает голову и рассматривает проплывающий внизу размытый пейзаж. Я втягиваю воздух, пытаясь ощутить ее эмоции, но они кажутся приглушенными. Их перебивают мои собственные, пока еще слишком сильные, чтобы читать чужие. И все же, похоже, на этот раз ей уже не так неловко со мной лететь.

За время пути никто из нас не говорит ни слова. Боюсь, сейчас я способен ляпнуть лишь что-нибудь совсем глупое. Язык, как и тогда, за кулисами, кажется неповоротливым.

В конце концов мы долетаем до дворца. Я опускаюсь вместе с Эм на балкон, подумывая тут же развернуться и улизнуть, даже не оглядываясь. Но нет, это было бы слишком странно. Я ведь не боюсь этой девушки, правда?

Я вдруг понимаю, что не свожу с Эм пристального взгляда. Застыв возле балконной двери, она тоже смотрит на меня с грустью на лице. Я вновь пытаюсь уловить ее энергию и, приложив усилия, натыкаюсь на неясную смесь замешательства и смущения – или, может, стыда. Но чего ей смущаться? Ведь это я, словно дурак, никак не могу собраться с мыслями.

Усмехнувшись, я пытаюсь придумать нечто остроумное, но в голове пусто. Во имя бездны, что со мной? Я неуверенно отступаю на несколько шагов к балюстраде.

– Мне нужно идти.

На лице Эм проступает мука, и сердце, кажется, замирает в груди. На краткий миг я ощущаю странную потребность сделать что-то – что угодно, – лишь бы избавить девушку от боли. Но откуда она взялась? Неужели дело во мне? И, во имя ночи, почему меня это волнует? Моя таинственная пианистка для меня по-прежнему незнакомка. И самозванка. Женщина, чьего лица я никогда не видел.

И все же…

В глубине сознания вновь расцветает эмоциональный коктейль из цитруса и розы. Пусть мне незнакомо лицо Эм, но ведь я ощущал кое-что ее, пробовал на вкус. Ничего похожего раньше мне никогда не попадалось.

Девушка вдруг резко делает шаг вперед.

– Что ты хотел сказать? – поспешно выпаливает она.

Я встряхиваю головой, пытаясь прояснить мысли.

– Что? Когда? – бессвязно бормочу я, не в силах выдавить из себя нормальное предложение. Ну и дурак!

– За кулисами. Ты произнес мое имя, а потом, похоже, хотел добавить что-то еще…

Щеки вспыхивают румянцем. К счастью, в свете зарождающейся луны лица почти не видно. Я прекрасно понимаю, о чем она спрашивает. Сперва мне хочется просто отмахнуться или выдать что-то резкое или умное. Но, взглянув в ее глаза и вновь ощутив туманную дымку эмоций, я лишь неловко переступаю с ноги на ногу. На язык просится нечто очень глупое.

– Я просто хотел сказать… что ты была лучшей частью бала… – признаюсь я и, потирая затылок, отвожу взгляд.

А потом и вовсе отворачиваюсь, не желая видеть ее отклик на свои слова. Я просто ныряю через балюстраду и превращаюсь в ворона. Поймав крыльями воздух, я лечу подальше от дворца.

Эмбер

После ухода принца я бросаюсь внутрь и закрываю за собой балконные двери. Завернувшись в тишину пустой комнаты, я подхожу к кровати и падаю на нее вниз лицом. Мне хочется спрятаться, но я не понимаю, от кого. От себя? Я лишь знаю, что накативший шквал эмоций зацепил во мне диссонирующую струну. Унижение и стыд подобно двум дирижерам сплетают все остальные чувства в неблагозвучную симфонию.