– Ну, не очень охотно, – ответилата. – Вообще-то есть постоянные члены, но если зал не закуплен длякакого-то торжества, то можно пройти. Кстати, вам лучше прийти не вместе, апорознь. Эти «бойфренды» не очень жалуют парочки. Там же на каждого видного,состоятельного мужчину глаз кладут. Вы будьте осторожны, имейте в виду, тамочень серьезная охрана, просекают каждый шаг. Был даже скандал: пришел туда подвидом «голубого» корреспондент одной газетки, «Пикантные подробности»называется, начал с какими-то педиками разговаривать, магнитофон достал… Ну,охрана давай его выпроваживать, а он стал заедаться. Его так разукрасили! Былскандал, суд, но Надежду Сергеевну голыми руками не возьмешь: суд постановил,что парень сам спровоцировал нападение на себя, нарушив журналистскую этику,еще и заставили эту газету огромный штраф платить за все те статьи, которые онипубликовали. Теперь газета закрылась.

– А женщин туда пускают? – спросилаОльга.

Роза с сожалением покачала головой, потомвсплеснула руками:

– О, придумала! Там же не только педикисобираются, но и лесбиянки. Сделайте вид, что вы лесбиянка. Сумеете?

Ольга вытаращила глаза сначала на Розу, потомперевела взгляд на Родиона – и вдруг начала хохотать.

И он явственно ощутил, что означает выражение:«камень с души свалился».

В отличие от акул эвкалипты, вообразите себе,существовали в реальности. Как-то вдруг, внезапно маленький отряд всадниковочутился среди песчаных увалов, на которых стояли огромные, полные достоинствадеревья с раскидистыми ветвями и длинными, серебристо-зелеными листьями.

Егор долго слагал в уме по-английски вопрос:дескать, вот а зэ вандефул триз, ну, деревья, деревья это какие такие чудесные?В качестве своего английского он был неуверен, однако Жиль оказался парнемсмекалистым и с улыбкой отвечал, что вокруг одни сплошные эвкалипты.

Да… ради этого зрелища стоило немножкопомучиться с Пашо́й! Ради одного этого шума ветра в вершинах эвкалиптов,нет, не шума, не шелеста даже, а некоего серебряного дыхания, словно бывздохов, то глубоких, то тихих, вкрадчивых. Ради этого волшебного чередования светаи теней, называемого художниками божественным словом – чиароскуро. Все-такиЕгор и сам был в некоторой степени художником, он знал всякие этакие словечки,но, что такое чиароскуро в натуре, постиг лишь сейчас, глядя на изысканныелистья и тяжелые ветви эвкалиптов. Кора у них тоже была диковинная – словно быокаменевшие слои тяжелого темно-серого пепла.

Коняшкам, судя по всему, этот пепел оченьнравился – они тотчас начали тормозить у деревьев и вонзать в кору зубищи.Сукин сын Паша́ оказался в числе самых тонких ценителей эвкалиптовой коры,и даже инструктор устал оттаскивать его то от одного, то от другого ствола. Нуа Егор вообще ничего не мог с ним поделать, просто ничего. Это был простонаркоман какой-то, а не конь. Немножко утешало только то, что все туристынаходились примерно в таком же положении. Вороной Батал, на которой сидела«Надюшка», тоже бесконтрольно грыз эвкалиптовую кору – так, словно помирал сголоду. И только Микадо был как шелковый в руках Родиона. А между тем Егорсвоими ушами слышал, как этот неприятный тип на голубом глазу признавался, чтосегодня садится верхом впервые в жизни. Но было такое ощущение, что он всюжизнь скакал по этим песчаным холмам. Ковбой, ну чистый ковбой! Врал, конечно.Зачем? Ха! А зачем они выдают эту хорошенькую бабенку за Надюшку Гуляеву? Можетбыть, и признание во мнимой неумелости Родиона – тоже какой-то расчетливый ход?Значит, надо быть готовым к тому, что…

Жиль что-то заорал по-арабски и погрозилкулаком. Егор попытался оглянуться, но неосторожно потянул за повод, и поганыйПаша́ вместо того, чтобы повернуться, вдруг начал заваливаться на бок,явно намереваясь снова скинуть Егора с седла. Ну, кое-какие навыки тот уженаработал и на сей раз почти не испугался. Рывком вернул себя в седло и ужехотел вдарить в бок Паше́ каблуком, но одумался. Леший знает, как поведетсебя при таком непринужденном обращении эта неконтролируемая скотина. Может,свалится на бок, начнет кататься, подминая седока. Или встанет на дыбы, а Егореще не вполне был готов изображать из себя Медного всадника. И он решилотложить месть до тех пор, пока прогулка не закончится. Вполне насладитьсяэвкалиптами в совокупности с чиароскуро, а потом, когда все вернутся наипподром и коней разведут по стойлам, он этому недоноску даст украдкой тако-огопинка по…

Егор с сожалением покачал головой. А ведь неполучится, ибо Паша́ мерин. Нету у него того самого, по чему можно датьпинка, что можно оторвать и в рот запихнуть, отрезать, поджарить, накрутить –ну и так далее.

Егор усмехнулся, мигом почувствовав свое чистомужское превосходство над Пашо́й. У него-то самого с этим делом всеобстояло как надо. Пожалуй, Егор ощутил себя почти отмщенным. Он даже испыталнекий приступ жалости к кастрированному коняшке и покровительственно похлопалего по шее.

В эту минуту Жиль воткнул в песок, прямо передмордой Паши́, палочку-погонялочку, которую несколько минут назад выломал впридорожных кустах, и, бросив что-то ободряюще-неразборчивое, поскакал котставшей группе. Надо полагать, палочка должна была служить своего родашлагбаумом. Егор решил не будить лихо, пока оно тихо, и сдержал своелюбопытство, не сделал попытки обернуться. Ему не верилось, что «шлагбаум»произведет на Пашу́ сколько-нибудь укрощающее действие, однако сволочнойконь и впрямь не трогался с места. Только вытянул шею и принялся с хрустомгрызть этот самый «шлагбаум».

– Эй ты, сын шайтана! – окликнул егоЕгор, вспомнив лексику старика Хоттабыча. – Тебя не кормили, что ли?

«Сын шайтана» наклонил голову и поворотил ее кЕгору, сильно оскалив желтые старческие зубы. Выражение его тощей мордыоднозначно гласило: «Не мешай, сын Адама. Ибо, если ты помешаешь мне, я укушуне эту сухую палку, а твою ногу!»

Передача мыслей на расстоянии произвелавпечатление. Егор даже поводья ослабил, чтобы подчеркнуть свои добрые,миролюбивые намерения, и искренне пожелал всякого зла человеку, которыйопередил его и уже отрезал у Паши́ то, что можно было бы оторвать,накрутить, ну и так далее.

За спиной послышалась конская поступь, а потомзнакомый насмешливый голос:

– Ну и дурень же ты, брат!

Егор так и взвился, словно его огрели по спиневитой камчою, но тут же понял, что чуть не свалял дурака: подъехавший Родион сухмылкой смотрел вовсе не на него, а на своего Микадо, который тянулся к уженаполовину сгрызенной погонялке.

– Это ж надо! – воскликнул Родион. –Нашли чего делить!

Поскольку Егор нынче только и делал, что искалв каждом слове Родиона тонкий намек на толстые обстоятельства, он призадумался.Между тем тот продолжал: