Дрожа от негодования, он резко поднялся из кресла, готовый уничтожить всякого, кто обидел его жену.

— Люси, что случилось? Скажи всю правду, я настаиваю на этом. Ты слышишь — настаиваю!

— Я знаю, я ужасно глупая, — всхлипывая, сказала миледи, все еще не в силах прийти в себя, — но… он меня совершенно выбил из колеи!

— Кто — он?

— Твой племянник, Роберт Одли.

— Роберт! — воскликнул баронет. — Но… каким образом?

— Я же тебе сказала, что он настоял на том, чтобы я пошла с ним в липовую аллею. А там… Там он мне наговорил таких гадостей, что я до сих пор…

— Каких гадостей, Люси?

Леди Одли зябко поежилась и припала щечкой к мощной руке супруга, которая покоилась сейчас на ее плече.

— Что он тебе наговорил, Люси?

— Ах, дорогой, разве я смогу тебе это пересказать? Я же знаю, ты либо расстроишься, либо, хуже того, высмеешь меня, и тогда…

— Высмею тебя? Да что ты, милая?

Несколько минут леди Одли сидела, не проронив ни слова. Она смотрела прямо на огонь, положив пальчики на руку мужа.

— Дорогой, — медленно и неуверенно начала она, боюсь, мой вопрос будет тебе неприятен, и все-таки, будь добр, ответь мне… Ты никогда не думал, что твой племянник немного… немного…

— Немного — что, дорогая?

— Немного не в себе, — с трудом выговорила леди Одли.

— Не в себе? С чего ты взяла?

— Но ведь ты сам только что сказал, что тебе иногда кажется, что у Роберта не все в порядке с головой.

— Вот как? — засмеялся баронет. — Что-то не припомню. Но даже если и сказал, то, поверь, я не вкладывал в свои слова буквального смысла. Да, Роберт чудаковат, возможно, чуть туповат, но, поверь, для того, чтобы сойти с ума, нужны, как минимум, мозги, а их-то у него и нет. Скорее это с тобой не все в порядке, но, разумеется, не от недостатка ума, а от его переизбытка.

— Но сумасшествие иногда передается по наследству. Роберт Одли мог унаследовать…

— По отцовской линии он этого унаследовать не мог, — перебил сэр Майкл. — Никто в роду Одли не сидел в доме умалишенных и не обращался к психиатру.

— А по материнской?

— Не знаю.

— Люди предпочитают умалчивать об этом, — убежденно сказала леди Одли. — Жена твоего младшего брата, мать Роберта, в ее роду…

— Нет, не думаю. Однако, Люси, ради бога, что такого сказал тебе Роберт? Почему ты ставишь ему столь суровый диагноз?

— По-моему, он слишком долго жил один в своих холостяцких апартаментах на Фигтри-Корт, — как бы не слыша вопроса мужа, задумчиво промолвила леди Одли, глядя на огонь отсутствующим взором. — Слишком много читал, слишком много курил… Конечно, этого мало, чтобы объявлять о его невменяемости, но ведь часто бывает, что проходят годы, прежде чем душевная болезнь обнаруживает себя в полной мере, человек, знающий о своем недуге, уже не в силах загнать его внутрь, и носит в себе свою страшную тайну. Приступ безумия может захватить его врасплох, и, если роковой случай вкладывает ему в руку нож, он должен призвать на помощь всю свою волю, чтобы победить в себе кровавого демона. Но если победит демон — пропал человек и пропала жертва, которой выпало на долю оказаться в эту минуту рядом с ним!

В голосе леди Одли послышалось истерическое возбуждение, но она тут же овладела собой и продолжила спокойно и уверенно:

— Роберт Одли сошел с ума. Когда человек сходит с ума, разум его цепенеет, а мысли становятся похожими на застоялый пруд. Человеку только кажется, что они находятся в постоянном движении, но это самообман. С ним происходит то, что медицина именует мономанией, помешательством на каком-то одном предмете или идее. Роберт Одли — маньяк. Исчезновение его друга, Джорджа Толбойза, совершенно выбило его из колеи, и он, замкнувшись на этой идее, потерял способность думать о чем-то другом. Мысль об одном и том же исказила то, что снова и снова возникает перед его мысленным взором. Повторите какое-нибудь самое обыкновенное английское слово двадцать раз, и к тому времени, когда вы произнесете его в последний раз, вы уже и сами не будете уверены, что это именно то слово, которое вы избрали для своего утомительного опыта. Мысль об исчезновении друга преследует Роберта Одли, и то, что происходит вокруг, он давно уже видит как бы в искривленном зеркале. Если ты не хочешь, чтобы я сошла с ума вместе с ним, умоляю, сделай так, чтобы мы с ним никогда больше не встретились! Сегодня он заявил мне, что Джордж Толбойз был убит здесь, в нашем поместье, и что он вырвет с корнем каждое дерево в саду и снесет наш дом с лица земли, если…

Миледи остановилась, чтобы перевести дух. Странную энергию излучало каждое слово, покидавшее ее уста. Ребячливая баловница судьбы превратилась в сильную женщину, готовую стоять за себя до конца.

— Снести наш дом с лица земли! — воскликнул баронет. — Джордж Толбойз убит в Одли-Корт! Неужели Роберт действительно так сказал?

— Не буквально — за это не ручаюсь, но сказал он действительно нечто в этом роде. Я, во всяком случае, испугалась до смерти.

— Значит, он и вправду сошел с ума, — сурово промолвил сэр Майкл. — То, что ты рассказала, Люси, просто не укладывается у меня в голове. Послушай, а может, ты неправильно его поняла?

— Видел бы ты, как он меня напугал там, в липовой аллее! Не наговори он мне всяких ужасов, разве проронила бы я здесь, перед тобой, хотя бы слезинку?

— Ты права, дорогая, ты совершенно права, — пробормотал сэр Майкл, не усмотрев в этой логике никакого изъяна, ибо нет смысла искать логику в том, что говорит женщина, и невозможно найти изъян в том, что говорит любимая женщина. — Что за дурные фантазии, право слово! Мистер Толбойз убит — и где? Здесь, в Одли-Корт! Но почему? С какой стати? Разве были у него здесь враги? Да здесь его практически никто не знал! Нет, я немедленно — немедленно! — отправляюсь в Маунт-Станнинг, я хочу повидаться с Робертом нынче же. Я знаю его с детства, я знаю его как свои пять пальцев. Если с ним и впрямь что-то не в порядке, это не укроется от моего внимания.

Миледи пожала плечами.

— Укроется не укроется… Все это, как говорится, вопрос открытый. Как бы хорошо ты ни знал своего племянника, ты же не станешь отрицать, что в психиатрии ты, извини, полный невежда. К тому же, — продолжала миледи, — ехать в Маунт-Станнинг тебе никак нельзя, пока на улице не потеплеет и солнышко не согреет наше заиндевевшее графство.

— Твоя правда, Люси. Следует соблюдать предписания доктора Доусона. Кроме того, я полагаю, завтра Роберт и сам явится к нам в гости.

— Да, дорогой. Думаю, он навестит нас.

— Делать нечего. Подождем до утра, которое, как известно, вечера мудренее. Но я все-таки не могу поверить, Люси, что с бедным парнем стряслась такая беда. Не верю, и все тут.

— Тогда как ты объяснишь эту навязчивую идею насчет Джорджа Толбойза?