даже не подозревая о том, что он провалит все дело. Поразительная слепота Нойса по отношению к проблеме клише становится очевидной из его рассказа о том, как он договаривался с властями о съемках финальной сцены на Красной площади. По его словам, ему было интересно, почему русские согласились позволить ему провести на Красной площади кульминационный процесс холодного синтеза. Он также отметил, что не скрывал содержание сцены от официальных лиц и был предельно честен: «Я сказал властям: “Да, президента России захватили и судят на Красной площади перед его народом, но в конце концов хорошие парни побеждают”».

Может показаться, что, возможно, сами русские проявили слабость в отношении клише Нойса, хотя режиссер предполагает, что «после семидесяти лет коммунизма, после семидесяти лет отказов они хотели доказать, что новая Россия свободна от цензуры». На самом деле фильм нуждался в цензуре – в такой, которая удалила бы его бесчисленные идиотизмы. То, что сам Нойс, возможно, столь же наивен, как выведенная им на экране доктор Расселл, заметно по другому его комментарию – о сцене, вызвавшей одинаковую реакцию во всем мире. Описывая сцену, в которой Святой, замаскированный под русскую уборщицу, подслушивает Третьяков и их сообщников, он говорит: «Во всем мире аудитория, увидев эту фигуру [уборщицу], взрывалась хохотом. Каким-то образом они понимали, что это был Саймон Темплар, задолго до того, как мы показывали лицо Вэла Килмера». То, что он здесь описывает, упуская из виду роль кинематографической грамотности зрителей, публика могла видеть в множестве предыдущих фильмов. Сцена предсказуема и банальна. Нойс опять забыл о том, что презентация потенциальной реальности никогда не бывает отвлеченной. В своем комментарии, поясняющем титр «Москва… завтра», он, похоже, признает, что история надумана: «Россия, которую вы видите в этом фильме, – не настоящая Россия. Наш портрет Москвы чисто умозрительный», но затем сразу же добавляет: «С тех пор как был снят “Святой”, выборы в России подтвердили тот путь стабильной демократии, на который страна вступила в начале 1990-х годов. Но если бы некоторым реакционным силам удалось оказать большее влияние на Россию, события, которые вы видите в этом фильме, могли бы стать реальностью. Слава Богу, пока так не случилось». Одним словом, Россия может рассматриваться не как надежный партнер, заслуживающий уважения, а как отложенная катастрофа, которая просто ждет своего часа. Хотя реальность иногда может играть со случайностями и клише, все же трудно представить, что постсоветские идеологические потрясения могут привести к чему-то похожему на вымышленные ситуации и карикатурных персонажей «Святого».

«Столкновение с бездной» (1998 год, режиссер Мими Ледер, DreamWorks SKG)

Середина 1998 года ознаменовалась выпуском двух фильмов-катастроф, удивительно похожих по сюжету, но резко отличающихся как по настроению, так и по трактовке русского персонажа, оказавшегося в американской среде. И «Столкновение с бездной», премьера которого состоялась 10 мая, и «Армагеддон», добравшийся до экранов вслед за ним, во время праздничных выходных 4 июля, рассказывали об огромном космическом теле, угрожающем столкновением с Землей. В обоих вариантах этого научно-фантастического сценария Россия сотрудничает с Америкой, чтобы обеспечить выживание планеты. Но если «Столкновение с бездной» демонстрирует почти равное партнерство, необычное для эпохи разочарования по обе стороны бывшего железного занавеса в конце 1990-х годов, то «Армагеддон» культивирует американское превосходство в шовинистическом, а иногда и – ненароком – в комическом плане. «Столкновение с бездной» следит за несколькими главными героями, действующими в разных местах. Лео Бейдерман (Элайджа Вуд), юный астроном из средней школы в Ричмонде, Вирджиния, первым обнаруживает комету и сообщает о ней; эта инициатива позже обеспечит его семье – но не его подруге Саре Хетчнер (Лили Собиски), – место в убежищах, построенных правительством в пещерах Миссури и заполняемых в основном посредством лотереи. Дженни Лернер (Tea Леони), амбициозная репортер MSNBC из Вашингтона, в ходе своего расследования предполагаемого сексуального скандала в Белом доме выясняет, что правительство во избежание паники скрывает от общественности информацию о комете, классифицируемой как ELE – событие уровня гибели всего живого. Как только президент Том Бек (Морган Фриман) сообщает стране о надвигающейся катастрофе, команда из шести астронавтов – включая одну женщину, одного афроамериканца и одного русского, – отправляется на космическую станцию «Мессия», чтобы с помощью ядерного оружия свернуть комету с ее траектории. Их первая попытка не увенчалась успехом, и Нью-Йорк вместе со значительной частью восточного побережья рушится от гигантской приливной волны; вторая самоотверженная атака космонавтов на комету спасает человечество.

Большинство критиков сошлись во мнении относительно таланта Фримана, исполнившего роль президента Бека, и относительно бездарности Леони в роли репортера Лернер. Большинство из них также отметили смягченный характер экшена в этом фильме; при этом одни обвинили авторов в вялом развитии действия[274] и недостатке спецэффектов, а другие, наоборот, похвалили «более рассудочный и серьезный» тон фильма [Antulov 2004b]. Существенным поводом для разногласий между критиками также стало то, что много времени в фильме тратится на выяснение семейных отношений и конфликты между главными героями. Некоторым рецензентам показалось, что личности персонажей иногда чересчур сентиментально окрашены – чему фильм во многом обязан Стивену Спилбергу как исполнительному продюсеру[275]. Даже Дженет Маслин, которая в большей степени сфокусировала внимание на людях, а не на машинах и спецэффектах, сухо прокомментировала, что, «очевидно, нет лучшего средства для семейной терапии, чем убийственно большой метеор, летящий к Земле» [Maslin 1998]. Примечательно, что и Маслин, и другая женщина-рецензент, Мэри Энн Йохансон, связали мягкость этого боевика с женщиной-режиссером. Йохансон назвала фильм «эмоциональным и вовлекающим, но не сочным, благодаря деликатной режиссуре Мими Ледер (“деликатность” – вот слово, которого вы не услышите о большинстве блокбастеров этого лета)» [Johanson Ndb]. В том же духе Маслин заметила еще до выхода «Армагеддона», что «“Столкновение с бездной”, несомненно, покажется более чувственным из этих двух [фильмов]. В экшен-жанре “конец света” редко можно встретить внимание к спасению предметов искусства, антиквариата, слонов и фламинго, а также расслабленную обстановку пансионата на телевидении – вместо привычной истерики новостного отдела» [Maslin 1998]. К последнему можно было бы добавить и полностью человечного русского, который, как и американцы, обладает профессионализмом, социальными навыками и состраданием.

Из всех стран, которым американские послы сообщили о комете, Россия здесь с самого начала выделена в качестве партнера США. Как объясняет президент, Россия помогала создавать «Мессию», «самый большой космический корабль из когда-либо построенных», и вместе с ее американским экипажем отправила российского космонавта. Через несколько мгновений американские телезрители (и зрители фильма) знакомятся в числе прочих участников команды и с полковником Михаилом Тульчинским, специалистом