– Вас в суд не вызывали?

– С чего бы?

– Похоже, что у Конни были не все дома.

– Еще бы, протащить родную сестру через такое…

– Но теперь Ри нет в городе, и Винки тоже.

– Про это я ничего не знаю, но вот что скажу: ни он, ни она к убийству Конни не причастны. Кроме того, на свете наверняка найдется немало людей, которые могли ненавидеть Конни.

– То есть Мисс Очарование – это не про нее? – подсказал я.

– Сука она была, каких мало, зря только небо коптила.

Всю дорогу назад, в участок, Майло тщетно пытался дозвониться до Бинчи. Пару раз от этого страдало его вождение, но кто бы осмелился выписать ему штраф? Когда я выходил из его машины, вид у него был мрачный.

Радуясь возможности дистанцироваться от этого дела, я поехал домой. Рядом с грузовичком Робин оказался припаркован сияющий белый «Лендровер» – большие колеса, блестящие колпаки, стекла затонированы так, как никакой закон не позволит. Дверца водителя распахнулась, наружу вышел Эфрен Касагранде собственной персоной и стал ждать, когда я подойду.

– Привет, в чем дело? – спросил я.

– Ничего, что я здесь?

– Ужас – надо было тебе сначала переменить профессию и начать работать на Красный Крест.

– Я серьезно, док. Все нормально?

– Если хочешь поговорить, то нормально.

Он ухмыльнулся.

– Ты всегда был настоящим мужиком.

* * *

Мы вошли в кабинет, и я предложил ему кофе. Он сказал:

– Я в порядке, – и опустился на мою потрепанную кожаную кушетку, подрагивая коленом. Тик пробегал по его лицу, как будто на нижней челюсти под кожей скакали блохи. Я сел за стол.

– Тут вот какое дело, док, – начал Эфрен. Подождал, потом продолжил: – Ты знаешь, что случилось, и в то же время ты не знаешь, что случилось.

Колено задергалось быстрее.

– Ты о покушении на меня? – спросил я.

– Ты так спокойно об этом говоришь, тебе что, совсем не страшно?

– Было страшно, и даже очень. Просто я думал, что все уже кончилось.

– Да, – сказал Эфрен. – В том-то все и дело. Кончиться-то оно кончилось, но… вообще-то, знаешь, я бы все-таки выпил кофе. Со сливками. – Он улыбнулся. – Хорошо бы и сахару, но не сегодня.

Рукава его рубашки были закатаны до локтей. Левое предплечье испещряли крошечные красные точки. Современное тестирующее оборудование позволяет пациентам сберегать пальцы. Значит, он регулярно делает анализы крови.

Когда я вернулся с двумя чашками кофе, Эфрен сидел на том же месте. Колено больше не дрожало, но, как только я передал ему чашку, ритм ручного отбойника возобновился: тело как будто чувствовало скорый прилив кофеина и заранее радовалось ему.

Он сделал быстрый глоток.

– Отлично, док. С кофеином у меня всё в порядке, мой эндодок даже говорит, что мне полезно пить его вечерами, представляешь? Поднимает уровень, когда нельзя поесть, и гипогликемии нет.

– Я об этом слышал.

– Так что я выпиваю по чуть-чуть, когда ложусь спать… и вообще… короче, у меня всё в порядке. С моим Ди. – Легкая улыбка. – Если б тебя здесь не было, я бы сказал «с моим гребаным Ди».

Я тоже улыбнулся.

– Давай сделаем вид, что меня здесь нет.

– Иногда я думаю о нем так, как будто он настоящий. Козел, который пытается отравить мне кровь, а я его убиваю. Глупо, да?

– Нисколько.

– Ну, вот, опять, – сказал Эфрен. – Как раньше, когда, что я ни скажи, тебя все как будто устраивало.

– Так оно и было.

Он прикрыл глаза.

– Да-а… иногда так хорошо, когда всего не знаешь, док. – Кофейная чашка в его руках дрогнула. – Но я пришел сюда не из-за себя, а из-за тебя, док. Что тебе говорили об этом копы, как все было?

– Конни Сайкс наняла Рамона Гусмана убить меня, Гусман поговорил с тобой, ты все отменил.

– Правильно, – сказал он и всем телом подвинулся в сторону.

– Но это не всё?

Касагранде сделал глоток.

– Да, та сука говорила с Рамоном. И да, я все закруглил, но не потому, что Рамон мне все рассказал.

Он болезненно моргнул. Отвернулся на секунду. Что это у него в глазах, слезы?

– Следишь за моей мыслью, док?

– Я был уже на грани?

Он поставил чашку.

– Ты даже не представляешь, как близко.

Мне казалось, что я неплохо изображаю спокойствие. Во рту был привкус меди, кишки свело от страха.

Эфрен продолжал:

– Рамон – тупой придурок. Вообще-то он должен был рассказать все мне, потому что он никто в… а он вместо этого разболтал человеку, которого это вообще не касалось. Тот сказал еще кое-кому. – Он подался вперед. – А кое-кто – мне.

– Ты пришел, потому что опасность еще не…

– Нет, нет, я пришел к тебе потому, док, что это было чертовски близко, а эта… человек, от которого я все узнал, говорил обо всем так легко, как будто это так, ерунда какая-то. Так что Эффо незачем даже ставить в известность. Как будто… как будто это была шутка, часть игры.

«Эта». Неужели мою жизнь спас постельный разговор?

Вслух я сказал:

– Значит, ты узнал обо всем из частного разговора. – Мой голос прозвучал напряженно.

Он моргнул.

– Мне так жаль, док. Она… этот человек, она просто прикалывалась над тем, как Рамон ходит и всех спрашивает, не хочет ли кто угрохать богатого доктора за тысячу, чтобы он мог удержать себе четыре – работенка, мол, легкая, чувак живет в Беверли-Глен, на самом верху, кругом холмы, никто ничего и не услышит. Для нее это было как… анекдот. Но самое смешное в том, что Рамон уже нашел целых двоих желающих – соревнование из этого устроил, понимаешь? Торговлю развел: кто убьет за девять сотен, а кто за восемь.

Радости свободного предпринимательства.

Вслух я сказал:

– Нормальный процесс – все ищут халяву.

– Не смешно, док.

– Знаю.

– Извини, – сказал Эфрен. – Ты, наверное, делаешь вид, будто ничего не происходит, чтобы эта история тебя не доставала.

– Отличная догадка, друг мой. Только она меня уже достала по самое дальше некуда.

– Прости меня, док, прости. Я ведь даже не слушал путем, что она там болтает, пока она не сказала «Беверли-Глен». Я спросил, что за доктор, она не знает – разговор-то был ерундовый, док. Тогда я позвонил еще кое-кому, сказал, приведи Рамона. И тех двоих тоже. Быстро.