долго… И две женщины рисовались мне. Кружилась голова…

Когда я пришёл домой, мне сказали, что «третья» просит меня быть завтра в 12 часов.

Странные женщины! Странные встречи! Странные отношения!

И всё-таки я совсем один. Совсем, совсем один. Всё сталкивается… Бывают минуты, когда я забываюсь. Но потом снова действительность грозится мне… И нападает тоска, глухая тоска…

В сущности, нет ничего… Всё призраки.

«Вы абсурд»! – сказала мне как-то одна барыня.

И это верно!.. Вы говорите, я избалован? О, нет, совсем нет! Мне кажется, что из каждого угла на меня смот-рят два глаза, которые презирают меня… Я не люблю самого себя. Я надоел самому себе. Я не знаю, куда мне девать самого себя. Минуты равновесия так редки, а больше всё что-то колеблющееся, падающее. Чем поддержать себя – не знаю. Призраки не помогают! Я не искатель весёлых приключений. Нет, я ищу чего-то тяжёлого, страдальческого, гнетущего…

Простите, я устал и оканчиваю письмо.

И все они меня мучают, мучают! Жестоко! Ужасно! И я мучусь один и вместе с ними. Они все несчастны. Земля полна скорби, и в ней можно только задохнуться!..

3. Дело студента Мищенко[76]

Обвиняемый – студент московского университета, сын профессора казанского университета, худощавый, среднего роста юноша, 19–20 лет, с бледным, нервным, но в общем симпатичным лицом: держит себя спокойно и скромно, говорит гладко и отчётливо. Он слегка лишь волнуется во время своих объяснений, которые даёт, по-видимому, искренне и охотно, иногда после показаний некоторых свидетелей.

Обвинительный акт изображает дело приблизительно в таком виде: вечером, 22 февраля 1901 г., студент Императорского московского университета Лев Мищенко пришёл в квартиру своих родственников, Крушинских. Часов в одиннадцать, когда Александр Крушинский после ужина сидел в своей комнате за письменным столом, к нему вошёл Мищенко и спросил, есть ли у него журнал «Природа и охота». Крушинский едва успел ответить отрицательно на вопрос, как Мищенко со словами: «На – вот тебе!» – внезапно выстрелил в него в упор из револьвера. Затем Мищенко выбежал из комнаты и тотчас же отправился к приставу 1 уч. Басманной части, которому и за-явил о своём поступке.

Выстрелил Мищенко в затылок Крушинскому, и так близко, что опалил ему волосы.

Александр Крушинский был допрошен на предварительном следствии и показал, что ещё летом 1900 г., когда Мищенко гостил в имении его отца, ему стало заметно, что он ухаживает за его женой. По возвращении в Москву он убедился, что Мищенко старается внушить его жене вражду к нему и вообще влияет на неё в крайней степени вредно. Это заставило его переменить свои отношения к Мищенко. Он стал избегать его и перестал с ним разговаривать. 22 февраля, вернувшись домой около 10 часов вечера, он застал у себя в квартире Мищенко, который ходил с его братом по зале. Он поужинал один и прошёл в свою комнату. Вскоре же после этого вошёл к нему Мищенко и, спросив о журнале «Природа и охота», выстрелил ему в затылок.

Лев Мищенко дал показание. Не отрицая уже своего намерения убить Крушинского, он объяснил, что ухаживал за его женой и увидел ясно, что она тяготится совместною жизнью с мужем и что жизнь в семье Крушинских влияет на неё пагубно. А так как она достойна лучшей участи, то он и решил избавить её от гнёта семейной жизни. Иного выхода из этого положения, помимо убийства мужа, ему не предвиделось, а убить его должен был он. Это было решено им принципиально. Хотя он долго боролся, долго взвешивал все обстоятельства за и против, но мысль об убийстве властно захватывала его, и настало время, когда он уже не мог более противостоять ей. 21 февраля он два часа поджидал Крушинского возле дома, на улице, но не дождался и ушёл. 22 февраля он вошёл в квартиру Крушинских с целью спросить лишь, дома ли он, но тут внезапно встретился с ним и хотя решил раньше не убивать его в комнате, однако не вытерпел и вошёл к нему.

Это показание Мищенко подтвердилось найденными у него в комнате записной книжкой и рукописью сочинённого им рассказа «Роза и терновник».

В записной книжке под датой 21 февраля записано:

«Ничего… опять ничего!.. В одиннадцатом часу решил войти во двор: его окно не освещено. Пошёл в сад: вместо красной занавески – чёрное пятно. Значит, уехали вместе; верно, к 3. М. Значит, сегодня нельзя. Посмотрим, что будет завтра… Но неужели же придётся совершить все в комнате!..»

Под датой 22 февраля:

«Все кончено… Я убил его. Пишу в Басманной части, куда немедленно заявил обо всём. Туда поскакали. Что-то там?!!»

По делу вызваны шесть свидетелей, в их числе: отец Мищенко, потерпевший Александр Крушинский, его жена, брат-студент и отец их. Самым интересным и важным свидетелем является, без сомнения, отец подсудимого профессор-филолог Мищенко. «В сыне своём, – сказал на суде профессор, – всегда замечал некоторую наклонность к рыцарству, но объяснял это, вообще, его нервностью и болезненностью. Когда он окончил гимназию, то заявил мне, что в университет не поступит, а намерен сам зарабатывать себе хлеб, чтобы не обременять отца расходами. Я намерение это одобрил, но спросил его, какой труд он думает избрать. Тогда он открыл мне, что хочет поступить в труппу артистов. Я воспротивился этому, но он стал упрашивать меня, уверял, что антрепренёр этой труппы человек в высшей степени образованный и интеллигентный, что он меня познакомит с ним, что труппа эта устраивается на хороших началах людьми семейными и т. д. В конце концов я дал своё согласие, но труппа почему-то распалась, и эта его мечта не осуществилась. Вскоре затем сын опять объявил мне, что в университет он не поступит, а пойдёт на военную службу. „Я не понимаю, – говорил он, – как могут русские спокойно сидеть дома, когда в Китае их братьев бьют!“ После некоторого протеста с моей стороны я опять дал своё согласие. Мы поехали с ним в Киев. Пробыли там месяца два, и он раздумал ехать на войну, решив, что „не стоит“. Тут он уже выразил желание поступить в университет. Я хотел его видеть на естественном факультете, а он, напротив, тяготел к юридическому. Поступил он всё-таки на естественный. С Крушинскими он знаком с детства и часто бывал у них. О своих отношениях к жене Крушинского он подробно мне не рассказывал, но так отрывочно сообщал, что у них очень хорошие отношения и что муж обращается дурно с ней, и она