– Будет немного больно, – предупредила Лизавета Наумовна, – но давай попробуем пока обойтись без новокаина. Хорошо?

Я возражать не стал.

– Внутренний потенциал сегодня поддерживал? – уточнила она, воткнув иглу куда-то под ключицу, да так и оставила её торчать. Больно не было, ничего не почувствовал даже.

– Да, весь день, – подтвердил я.

– И много?

– Начинал с половины, но больше десятой части удержать нереально. Двадцать процентов – ещё туда-сюда, но не больше. И то постоянная концентрация в этом случае нужна.

Лизавета Наумовна негромко хмыкнула и воткнула вторую иглу.

– Очень даже неплохо. А теперь расслабься и страви энергию. Скажи, когда будешь готов.

Я так и поступил, затем от меня потребовали обратиться к сверхсиле и втягивать её в себя до предела – столько, сколько смогу. И вот тогда – да, тогда стало больно. Чуть глаза на лоб не полезли, когда легонько шевельнулись иглы. Те будто в самое моё нутро вонзились, что-то зацепили и принялись тянуть и смещать. Не физически, вовсе нет – дело было в воздействии сверхсилой, и подвергалось этому воздействию не тело, а энергетический канал.

– Больно?

Из глаз уже текли слёзы, но вопреки всему я выдавил из себя:

– Терпимо.

Умудрился даже не скрипнуть зубами, а затем болевые ощущения понемногу начали затухать, и даже дополнительно воткнутые в кожу иглы больше не заставляли мысленно проговаривать все матерные ругательства, которые только знал. И не проговаривать даже – орать.

– Точно всё в порядке? – уточнила Лизавета Наумовна некоторое время спустя.

– Отпустило, ага, – сказал я в ответ и, скосив глаза, увидел, что из груди торчит уже десяток игл и воткнуты они не просто так, а идут от ключицы по красным линиям.

Но особо приглядываться было некогда – едва удерживал под контролем переполнявшую меня энергию, которую тянул, тянул и тянул в себя, беспрестанно уплотняя и разгоняя по организму.

– А теперь стравливай, – попросила Лизавета Наумовна. – Только медленно! Контролируй процесс!

Она вновь принялась слегка смещать иглы, на сей раз воздействуя немного иначе, и если поначалу ощущения были вполне терпимыми, то чем дальше, тем болезненней они становились. Думал привык, но нет – ничего подобного, аж скрючило всего.

Стоило бы, наверное, попросить об инъекции обезболивающего, но тут экзекуция подошла к концу. Точнее, так я решил, только вот – ничего подобного, Лизавета Наумовна сместилась и начала обрабатывать следующий участок рисунка. И – всё по новой!

К счастью, сильно ниже пупка она иглы втыкать не стала и уходившее к паховой складке ответвление проигнорировала, принялась подкрашивать и обновлять центральную часть схемы. Когда тушь высохла, пришлось переворачиваться на живот и вытягивать руки перед собой – на сей раз пришла очередь спины и боков. Ну, хоть лбом в кушетку смог уткнуться, всё проще терпеть стало.

– Сейчас я понемногу выправляю твои энергетические каналы и убираю расслоение, – пояснила свои действия Лизавета Наумовна. – Сразу привести их к норме не получится, положительная динамика проявится не слишком быстро. Займись медитацией – это поможет стабилизировать результат.

– А удержание внутреннего потенциала?

– Этим ты укрепляешь каналы и делаешь их более выраженными, так с ними проще работать.

Дальше мы обсудили медитативные практики, но и на этом дело не кончилось, на третьем этапе пришлось садиться на кушетку, и там началось точечное воздействие сразу со всех сторон. Как не потерял сознание и не брякнулся на пол – просто не представляю. Было уже не просто больно, было откровенно паршиво.

До процедурной еле доковылял и, хоть час был поздний, не удержался и сполоснулся под душем. А то весь вспотел, будто после десятикилометрового марш-броска по самому солнцепёку.

Когда оделся, Лизавета Наумовна вдруг спросила:

– Правильно понимаю, что болевые ощущения уменьшались по мере наращивания внутреннего потенциала?

Я ненадолго задумался и кивнул. Действительно – некая цикличность наблюдалась на всём протяжении терапевтического воздействия, просто голова не тем была занята, не разобрался в закономерности.

– Держи направление на полноценное обследование энергетической сопротивляемости. Только завизируй его у Звонаря, а то не меньше месяца промурыжат.

На первый этаж я спустился с ощущением, что меня только что пропустили через мясорубку, а затем каким-то сверхъестественным образом собрали обратно из обломков костей и фарша. Столовая закрыться ещё не успела, поэтому не преминул поужинать, а потом вышел в душный вечер, не сказать – ночь.

Спать не хотелось, отправился в библиотеку, точнее – в буфет при ней. Тот работал до одиннадцати часов, но в столь поздний час мало кто из его посетителей был погружён в чтение, преимущественно завсегдатаи беседовали, играли в шахматы и пили чай. По вечерам тут собиралась странная публика – она могла облить презрением и подвергнуть остракизму любого, кто пожелал бы добавить в напиток сахар или даже есть рафинад вприкуску, а самые жаркие баталии шли между ценителями зелёных и чёрных сортов.

Меня буфетчик ещё в первый визит сюда предупредил насчёт заведённых порядков, и впросак я не попал, да и чай без сахара вскоре начал казаться вкуснее того, что подавали в столовой.

Пока настаивалась залитая кипятком заварка, я достал пересланное из комендатуры письмо, перечитал его, взял бумагу, перьевую ручку и чернила, взялся писать ответ домой.

Что написал? Написал, что у меня всё хорошо, и душой при этом нисколько не покривил. Ну в самом деле – а разве плохо?

С сослуживцами полное взаимопонимание, начальство кровь не пьёт, и тренировки такими уж изматывающимися больше не кажутся, втянулся. Ну и понравилось, каким тоном произошедшие в телосложении изменения медсестричка Валя отметила, чего уж греха таить. Опять же не только развиваюсь в физическом плане, но и со сверхспособностями не всё так плохо оказалось, чем то поначалу представлялось. Может, и не придётся все пять лет в комендатуре лямку тянуть. Может, ещё и в институт устроюсь.

А вот о недавнем покушении я упоминать не стал. И нервы себе портить неприятными воспоминаниями – тоже. Налил в чашку чая, сделал осторожный глоток и получил немалое удовольствие от терпкого вкуса напитка. Ну а затем дотянулся до сверхсилы и принялся набирать потенциал…

Как-то ещё в гимназии Лев процитировал эпатажное высказывание одного из латонских философов, будто бы то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Не знаю, не знаю. Как по мне – то, что нас не убивает, рано или поздно становится рутиной.

К концу второй недели на Кордоне я полностью принял ритм здешней жизни со всеми его плюсами и минусами. Побудка, построение, раздача нарядов, поднятие внутреннего потенциала до десяти процентов от предельного объёма, тренировка на развитие силы и выносливости с десантниками, потогонка по наращиванию мощности в учебной части, медитативные упражнения по восприятию сверхэнергетических проявлений, дальше полоса препятствий и стрельбище, а после обед и заезд на мотоцикле по треку, а то и кросс по степи. Всё обычно, всё привычно.