не хочет сидеть спиной к дверям, – говорит Кэл, не отрывая взгляд от стопки разрешительных документов.

Мой зять знает о чем говорит. Гангстеров и солдат объединяет то, что они никогда не сидят спиной к дверному проему.

Жалюзи зафиксированы, и опустить их нельзя. Я снова сажусь и немного отодвигаю кресло.

– Воду с газом или без? – спрашивает официант.

– Без.

– Со льдом или без?

– Да насрать.

– Он хотел сказать «безо льда», спасибо, – говорит Аида официанту. Повернувшись ко мне, она добавляет: – Ты мудак.

– Не люблю пафосные местечки, – ворчу я. – Они все слишком усложняют.

– Оно не пафосное, – говорит Аида. – Оно обычное.

– Вот как? – приподнимаю я бровь. – Значит, теперь, когда ты Гриффин, салат за тридцать долларов – это для тебя обычно?

Аида кладет нож для масла и свирепо на меня смотрит.

– Во-первых, я все еще Галло, – сообщает она и добавляет, обращаясь к Кэлламу, – без обид.

– Какие обиды, – отвечает он, переворачивая следующую страницу документов.

– И, если ты хочешь вернуть свою бывшую, которая, наверное, ест на закуску суфле, покрытое сусальным золотом, потому что она гребаная всемирно известная супермодель, тебе лучше пригласить ее куда-то получше, чем в «Роуз Гриль».

Я чувствую, как вспыхиваю.

– Кто сказал, что я хочу ее вернуть?

Аида закатывает глаза.

– Я знаю, ты не такой дурак, чтобы дать ей вновь ускользнуть. Только не после девяти лет бесконечного нытья.

Официант приносит наши стаканы с водой. Он забыл и положил лед в каждый. Впрочем, не то чтобы мне было до этого дело.

– Могу я принять ваш заказ? – нервно спрашивает он.

– Бургер, прожарка медиум, – говорю я. – Пожалуйста.

– Мне тоже, – говорит Аида, передавая ему меню. – Спасибо.

– Сэндвич со стейком, – заказывает Кэл, не отрываясь от бумаг.

Когда официант уходит, я показываю на стаканы с водой.

– Видишь? Он тебя даже не слушал.

– В твоем, наверное, вода из унитаза, – сладко говорит Аида.

Кэллам читает последнюю страницу обращения.

– Что это? – спрашивает он.

– Дай гляну. – Я наклоняюсь, чтобы посмотреть поближе. Аида тоже. Но у нее плохо с координацией, поскольку ее пропорции изменились. Девушка задевает животом стол, и вода со льдом выплескивается Кэлламу на колени.

Кэл с криком вскакивает из-за стола, кубики льда разлетаются во все стороны от его промежности. В этот самый момент окно разлетается вдребезги, и на пол обрушивается водопад стекла. Что-то со свистом рассекает воздух прямо там, где миллисекунду назад была голова Кэла. Ваза с пионами разлетается у него над плечом. Град глиняных осколков осыпается мне на правую руку, а осколки оконного стекла ранят левую.

Мы с Кэлом реагируем почти одновременно. Мы хватаем стол, переворачиваем его на бок и затаскиваем Аиду за него, так что между нами и окном получается баррикада.

Тем временем разбитое окно и наш импровизированный окоп обратили на себя внимание других посетителей. После секундного молчания, вызванного шоком, начинается паническое бегство к входным дверям.

– Бежим! – говорю я Кэлу.

Воспользовавшись хаосом и пригибаясь к земле, мы бежим в противоположном направлении в сторону кухни. Снайпер где-то через дорогу, а, значит, мы должны выйти через черный ход.

Мы протискиваемся через вращающиеся двойные двери на кухню. Все повара сгрудились в замешательстве, услышав шум в столовой, но не понимая, что, черт возьми, происходит.

– Выметайтесь! – кричит им Кэл.

Они разбегаются, как вспугнутые олени, и бросаются в переулок за рестораном.

Кэл достает пистолет из кармана пиджака, а я достаю свой из кобуры под рубашкой. Мой зять занимает тактическую позицию, прикрывая вход на кухню. Я проделываю то же самое с выходом.

– Хочешь остаться? – спрашивает меня Кэл.

– Давай выбираться на хрен, пока сюда не нагрянули копы, – отвечаю я.

Есть, конечно, шанс, что второй снайпер контролирует задний выход, но я в этом сомневаюсь. Думаю, мы имеет дело с тем же ублюдком с митинга. Волком-одиночкой.

На всякий случай я надеваю белый поварской халат и выхожу через заднюю дверь. Я быстро оглядываю крыши по обеим сторонам переулка, чтобы убедиться, что все чисто. Затем, спрятавшись за мусорными баками, я прикрываю дверь, пока Кэл и Аида выходят.

Мы спешим по переулку к фургончику доставки еды из ресторана. Ключи спрятаны под солнцезащитным козырьком, так что нам требуется всего пять секунд, чтобы угнать его. Мы мчимся по переулку, гремя металлическими подносами для еды.

– Какого хрена это было! – восклицает Аида, когда мы сворачиваем на Франклин-стрит.

– Это был тот гребаный снайпер, – сквозь сжатые зубы отвечает Кэл. Я вижу, что он в ярости – и не потому, что кто-то пытался его убить. Думаю, это потому, что пуля уже второй раз пролетает в десяти футах от его беременной жены.

– Ты уедешь из города, пока мы не найдем этого ублюдка, – говорил он Аиде.

– Ни за что! – кричит она. – Я не…

– Это не обсуждается! – рычит Кэл. Его тело напряглось от ярости, голубые глаза кажутся ледяными. – Я не собираюсь рисковать ни тобой, ни ребенком.

– Я останусь с тобой, – упрямо говорит Аида.

– Сейчас хуже места не придумаешь, – отвечает Кэл.

И в этот момент я понимаю то же, что и он. Снайпер никогда не стрелял в Яфью Соломона. Все это время он охотился на Кэллама. Кэл сидел на сцене прямо за Соломоном. Эта пуля предназначалась моему зятю.

– Кто, черт возьми, этот парень? – бормочу я, обращаясь к Кэлу.

Его глаза сузились и стали свирепыми.

– Именно это я и хочу узнать, – отвечает он.

Размышляя, я везу нас вдоль реки на восток.

Вряд ли это совпадение, что перед вторым выстрелом снайпер дождался, когда мы с Кэлом соберемся вместе за ланчем.

Этот парень затаил зло на нас обоих.

Но почему…

Я пытаюсь пробежаться по списку наших общих врагов. Мы определенно рассердили русских. После того как их последний глава выстрелил в младшую сестру Кэла, Фергус Гриффин выпустил в него всю обойму и оставил истекать кровью на полу балетного зала.

Кроме того, Неро украл бриллиант из их сейфа в «Альянс-банке» – правда, я не уверен, что они уже об этом узнали. Камень был национальным достоянием, украденным «Братвой» из «Эрмитажа», прежде чем мы избавили их от этой ноши.

Этот бриллиант спонсировал наш проект в Саут-Шоре. Мы продали его греческому судоходному магнату за твердую наличность. Мне нравится думать, что вся эта сделка была заключена тайно, но правда в том, что голубой бриллиант весом в 40 карат никогда не останется в секрете. Им трудно не хвастаться, и его слишком легко отследить.

«Братва» горда и жестока. Если они узнают, что мы сделали, они определенно захотят мести.

Но снайпер