мисс Энтуисл перебирала их с чем-то вроде благоговейного сопротивления. Бедняжка, в этот самый день год назад она, может быть, читала какую-то из них. И то, что два совершенно чужих человека сейчас их рассматривали, походило на святотатство… Как милосердно, что мы не можем предвидеть будущее. Что могла бы бедняжка подумать о той картине, которая предстала бы ее взору: фигура в голубом халате сидит среди вещей, еще совсем недавно принадлежавших ей. А может, она бы обрадовалась, что они больше не ее, что все кончено, что она с ними рассталась? Эти книги… Они свидетельствовали о бесконечной усталости, о… Да, о желании убежать, скрыться, спастись. Еще Харди – вся поэзия в одном томе. Был Патер – «Дитя в доме» и «Эмеральд Утварт»[22]; мисс Энтуисл, которой эти произведения были хорошо знакомы, решила, что их она точно читать не будет: в них была своеобразная зацикленность на смерти, странная, завораживающая невозможность оторваться от мыслей о ней, прекрасная, но больная тоска. Была здесь книга «В дальних Южных морях», еще одна о каком-то острове в Тихом океане, еще несколько путеводителей, описывающих далекие манящие края…

Мисс Энтуисл почувствовала себя очень неловко. Она отставила книги, сложила руки на коленях и стала смотреть в окно на холмы на другой стороне реки. Она показалась себе соглядатаем, шпионом, которому нет прощения. Книги, которые мы выбираем, – что еще откровеннее может поведать о нас? Нет, она больше не будет разглядывать Верины книги. И помимо ужасного чувства, что она шпионит за кем-то совершенно беззащитным, несчастным, было еще одно, о котором она запрещала себе думать, но от которого она никак не могла избавиться. Важно, очень важно, чтобы она ошибалась… Если Люси когда-либо…

Она встала и подошла к окну. Люси смотрела на нее с недоумением. Садовник все еще стриг лужайку, он работал напряженно, словно старался успеть к какому-то сроку. Она смотрела на его согбенную спину, на то, как они с помощником толкали взад-вперед газонокосилку, а потом увидела террасу под окном и плиты.

Страшный дом. Куда ни глянь – все напоминает о произошедшем. Она быстро повернулась. Вот ее любимое дитя в голубом халате сидит, опираясь на Верины подушки, и с беспокойством смотрит на нее. Ничто не может навредить ей, она в безопасности, пока любит и верит в Эверарда, но предположим, что в один ужасный день – или постепенно – к ней подкрадется сомнение, что, может быть, Верино падение… Предположим, что у нее возникнет мысль, что Верина смерть…

Тетя Дот так хорошо знала лицо Люси, что казалось абсурдным изучать его сейчас, пытаясь найти признаки, что ей достанет характера, крепости духа, достанет чувства юмора – если бы всего этого было достаточно, можно было бы перестать беспокоиться. Да, у нее благородный лоб, все черты такие милые, такие спокойные, умные добрые глаза. Но достаточно ли в этих глазах ума? Или они прекрасны прежде всего своей добротой? Черты лица были мелкими, и поэтому рот казался крупноватым, но он тоже был добрым и смешливым. Она щедра, она легко прощает, ее легко сделать счастливой, но также легко она впадает в отчаяние – тете Дот, с тревогой изучавшей любимое лицо, казалось, что все это она видит в очертаниях губ. Хватит ли ей сил? Хватит ли ей сил – в том случае, если ужасный вопрос все-таки настигнет ее, – на то, чтобы выстоять, остаться, или – в равной степени – бежать… Бежать, бежать, чтобы спастись…

Усилием воли мисс Энтуисл прогнала эти мысли. Боже правый, куда ее занесло! Это невыносимо, со страшным предположением невозможно здесь справиться, на него наталкивает все, куда ни посмотришь, чего ни коснешься. А Люси, которая не могла понять, почему тетя Дот так пристально разглядывает ее лицо и особенно рот, естественно, спросила:

– У меня что-то не то с лицом?

И тогда мисс Энтуисл смогла улыбнуться, подошла и снова села рядом с ней на софу.

– Нет, – сказала она и взяла Люси за руку. – Мне что-то расхотелось читать. Лучше давай кое-что обсудим.

И, держа руку Люси, которая сначала слегка испугалась, но вскоре успокоилась, поняв, о чем пойдет разговор, принялась обсуждать важный вопрос: что приготовить на ужин и что питательнее – яйцо-пашот или чашка говяжьего бульона.

XXX

Затем, со всей осторожностью, поскольку была уверена, что Люси это не понравится, она объявила, что если Эверард возвращается завтра днем, то утром ей лучше уехать к себе на Итон-террас.

– Я вам, влюбленным голубкам, совершенно ни к чему, – весело заявила она и приготовилась к возражениям: ну действительно, малышка быстро выздоравливала, и не было никакого резона, почему бы ей и Эверарду сразу же не предаться любовным играм.

К тому же с собой она привезла только ночную рубашку и туалетные принадлежности и не могла так долго носить одно и то же.

Но, как ни странно, Люси не только сразу согласилась, но даже выглядела так, будто у нее гора с плеч свалилась. Мисс Энтуисл и удивилась, и обрадовалась. «Она его обожает, – подумала она, – и хочет остаться с ним наедине. Если Эверард так много значит для нее, то какая разница, нравится ли он мне и всем остальным?»

И все те ужасные, невероятные вещи, о которых она думала всего полчаса назад, улетели прочь, словно унесенная ветром паутина.

Но ровно в половине восьмого, когда она в комнате на другой стороне дома приводила себя в порядок перед встречей с Честертон и вечерней трапезой, которую она ограничила до намека на трапезу, хотя Честертон тем не менее настояла, что будет прислуживать за столом с соблюдением всех церемоний, она услышала, как зашуршал под колесами гравий. Это мог быть только Эверард. Он вернулся.

«Боже мой!» – сказала себе мисс Энтуисл, а ведь она планировала уехать до его возвращения!

Смысла делать вид, что она не обеспокоена, не было – она разволновалась, щетка, которой она причесывала свои симпатичные седые волосы, дрожала у нее в руке. Ужин наедине с Эверардом! Что ж, по крайней мере, она должна быть благодарна, что он приехал несколькими минутами позже и не застал ее восседающей на его месте. Но что могло случиться, если бы застал? Мисс Энтуисл, при всем своем беспокойстве, не могла не рассмеяться. К тому же она подбадривала себя рекомендациями доктора. Она была защищена его авторитетом. Во вторник она была незваной гостьей, теперь она стала необходимой помощницей. Не сиделкой: Люси все-таки была не до такой степени