она, получив желанную свободу, чуть не упала.

— Наверное, это я их притянул. У меня дар такой. А, может, по закону, когда неприятности и беды все валятся в одну кучу. Закон чёрной полосы. Зато теперь ты знаешь, как я получаю свои шрамы.

Он сходил за сумками, которые пришлось убрать обратно в машину на время, пока они объяснялись в опорном пункте, и они отправились в подъезд. Когда ехали в тесном разрисованном лифте до седьмого этажа, Плашов заметил, что Мила никак не отойдёт от испуга и по-прежнему обижена на него. Тогда он решил попытаться разрядить напряжение:

— Прости, набросился на тебя! Сам перенервничал. Ты просто не готова к сопротивлению. Смотри, у тебя, кроме меня… а ты явно понадеялась на меня, и это приятно, значит, ты мне доверяешь, но у тебя ещё в распоряжении есть локти, ногти, каблуки, пронзительный женский голос и острые коленки, чтобы бить по яйцам. Только умоляю, хоть соблазн велик, не тренируйся сейчас на мне!

Мила улыбнулась.

— Ну вот! У тебя очень красивая улыбка! Рад её видеть. Это всё отличное женское оружие. С таким набором можно неплохо изуродовать наглого мужика. Ещё есть ноги, чтобы убежать. А самое сильное средство — улыбка. Им можно просто обезоружить, например, меня. Нам сейчас ещё один бой выдержать, а там временное перемирие не за горами!

Лицо девушки опять погрустнело.

— А теория со скромным одеванием не сработала. Я одета куда уж скромнее, а они меня всё равно сцапали.

— А я тебе говорил о твоей нетелесной привлекательности.

Когда они приехали на этаж, Палашов спросил, выйдя из лифта и глядя на выходящую следом девушку:

— Куда идти?

Перед ними была зелёная стена, правее проход в коридор, но Мила завернула налево, а потом ещё раз — налево, и пошла прямо по коридору, заканчивающемуся окошком. Он шёл за Милой, минуя чередующиеся двери, и остановился рядом с ней возле коричневой металлической двери справа. Чуть подальше к окну оставалась последняя дверь с противоположной стороны. Мужчина взглянул на девушку и поставил сумки возле стены. Белую сумочку и тубус он выхватил и пристроил сверху. Неожиданно взяв Милу за предплечье, он повлёк её обратно по коридору на лестницу. Она едва успевала переставлять ноги со ступеньки на ступеньку. Пройдя один пролёт вниз, он остановился на площадке, поставил девушку к зелёной стене спиной и оградил с двух сторон руками, опершись на стенку ладонями. Она смотрела на него ненастным взглядом.

— Не бойся, я не намерен тебя целовать. — Его дыхание, наполненное застарелым запахом сигаретного дыма, шевелило её волосы. — Я хочу узнать у тебя, почему ты не спросила, куда я тебя веду? Ты что мне слепо доверяешь?

Она кивнула. Голос его стал строгим.

— Так нельзя! Я уйду через пару часов, а ты останешься. Ты должна защищаться самостоятельно! Ты не только можешь защитить себя, но и окружающих. Я знаю, ты отчаянная сильная девчонка! Это моё присутствие делает тебя слабой, правильно?

Мила кивнула. Голос его смягчился:

— Милая моя, хорошая, стань снова самостоятельной! Ради самой себя. Спрашивай, куда тебя ведут! Защищайся, когда обижают! Вмешивайся в обстоятельства! Твори сама свою судьбу! Не бойся ничего! Руби дрова, чтобы щепки летели! Не бойся никого обидеть! Ведь это твоя жизнь! Жизнь! Оступайся, ибо ты оправишься и пойдёшь дальше! Ты одна сможешь постоять за себя! Я в тебя верю, поэтому покину тебя сегодня! Ты меня поняла?

Она кивнула. Но её глаза и весь вид не внушал уверенность. Он признался:

— Меня пугает твоя реакция, ведь я ужасно боюсь повтора сегодняшнего происшествия, когда меня не будет рядом.

Он смотрел на неё в упор таким невыносимым жаждущим взглядом, что у неё отнимались ноги, сгорали вместе с низом живота. Он её просто сжирал, испепелял глазами. Она едва могла дышать. Как он может хотеть её самостоятельности, если сам сейчас уничтожает её волю, делая рабыней? Одним только взглядом!

Он шумно дышал. Остатком разума он понимал: она в его руках, делай, что хочешь! Она ему отдаётся! Даже губы приоткрыла. Дотронься он до неё — и она его! Она уже принадлежит ему! Нет, это всё не то! Он три раза стукнул кулаком по стене, схватил её грубо за руку и потащил обратно по лестнице. «Уф, еле сдержался!»

— Посмотри на меня! — приказал он, когда они почти подошли к двери. — Ты бледна, как смерть! А что я? Наверное, розовый, как поросёнок?

— Да. — Она отёрла холодный пот со лба.

— Присядь осторожно разочка три. Сможешь?

Мила послушно присела пару раз. Он в это время отошёл от неё подальше к окну, опёрся спиной о стену, закрыл глаза и попытался успокоиться. Когда он открыл глаза и бросил взгляд в сторону девушки, он увидел пару внимательных знакомых глаз, изучающих его. Разве тут успокоишься?

— Возьми сумочку! — Она повиновалась. — Давай! Звони! — приказал Палашов.

Сейчас присутствие мамы резко охладит его пыл.

Мила нажала на квадратную кнопку звонка, через дверь просочилась незамысловатая мелодия. Дверь распахнулась, и на пороге в сине-красном домашнем костюме оказалась полноватая женщина с изумлённым лицом. Её тёмно-русые волосы лежали мягкой волной и заканчивались на середине шеи. Несмотря на полноту и не слишком роскошную внешность, она была очень ухожена: волосинки на голове лежали одна к одной, кожа лица нежно сияла, ногти безупречно покрыты лаком. Пахло от неё краской и приятными, чуть сладковатыми духами. Она отступила, пропуская дочь и гостя в квартиру, со словами:

— Мила, девочка моя, что случилось? Почему ты здесь? Кто этот мужчина?

Мила бросила сумочку и тубус на пуфик, и сама бросилась в объятья матери:

— Мамка!

Девушка застыла в материнских объятьях. А пока она так упивалась близостью родного человека, мать недоумённо критически рассматривала и оценивала пробирающегося мимо них с сумками мужчину. Мила затаилась у неё на плече и беззвучно плакала.

— Дочь, может быть, ты представишь нас друг другу с молодым человеком? — спросила мать, осторожно высвобождаясь из объятий дочери.

Палашов поставил сумки на пол возле стены в коридоре и застыл лицом к женщинам, ожидая знакомства.

— Да, мамочка, — заговорила, смахнув