Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно вести строгий учёт своим и чужим мыслям, и, наверное, есть такие сочинители-машины, но слишком много сил нужно отдать этой каталогизации.
Совсем иное дело, когда текст похож на какой-то другой, да только это не совсем тот текст.
Старый Закон об авторском и смежных правах, равно как и нынешняя Четвёртая часть Гражданского кодекса Российской Федерации в этом смысле придерживаются единого правила — идея не является объектом авторского права. Тут, конечно, какой-то популярный писатель, имеющий денежный и адвокатский ресурс может что-то и предпринять, но, по сути, сюжет отдан на откуп всем последователям.
Более того, вся история мировой литературы построена на ограниченном количестве сюжетов (да, тут мы вступаем на вытоптанную поляну суждения о списке тех самых сюжетов), но, опять же, речь о другом.
Формального признака отделяющего допустимое от недопустимого ни суды, ни литературоведы не придумали.
Жизнь оказалась богаче наших представлений о ней.
Есть давняя тема про советскую детскую литературу.
Нервные люди, узнавая что-то для них новое о литературе, норовят взорваться — «как триста тонн тротила».
— Позвольте! — кричат они. — Ведь всё украдено. Всё-всё!
Наш привычный Айболит, что врос в сознание многих советских детей, причём — нескольких поколений советских детей, на самом деле — книга Хью Лофтинга.
Была такая книга Генри Винтерфельда «Тимпетиль — город без родителей», она же — «Дети Тимпельбаха» (1937). Так вот «Праздник непослушания» Сергея Михалкова (1971) очень похож на неё.
Много говорили о Носове и его знаменитой трилогии о Незнайке. Причём с интонацией «А от нас скрывали!», сообщалось, что маленькие человечки, в том числе и Незнайка наличествовали у писательницы Анны Хвольсен «Царство малюток» (1889) — вернее «Царство малюток. Приключения Мурзилки и лесных человечков в 27 рассказах А.Б. Хвольсон с 182 рисунками П. Кокса».
Лагин, сочиняя «Старика Хоттабыча» вдохновлялся книгой Энсти «Медный кувшин» (1900).
«Волшебник страны Оз» (1900) Фрэнка Баума, породил «Волшебника Изумрудного города» Александра Волкова (1939).
Ну, и, конечно, «Приключения Пиноккио: история деревянной куклы» Коллоди (1881–1883), деревянный нос которой достался Буратино в 1936-м году.
Некоторым был близок кто-то из авторов — к примеру, Чуковский был политически или эстетически приятен кому-то, так его переложение было простительно, а Алексею Толстому (не говоря уж об авторе трёх гимнов) — нет, и вот начиналось сущее безумие, пир обвинений — справедливых и нет.
«Вор! Вор!» — раздавалось окрест.
Но мы с тобой, дорогой читатель, люди спокойные, мы не будем идти на поводу у психотерапевтического выкрикивания.
Оттого постараемся разобраться с самими истоками эмоций — потому что, как уже сказано, законодательство наше известно, что по этому поводу думают за океаном (а там действительно думают другое), то нам до этого дела нет.
Обывательский спор о воровстве построен на том, что человек однажды узнаёт от кого-то новость о схожести текстов, или вдруг сам (что редко) обнаруживает её.
Да тут большая часть упоминаний несправедлива, как всегда в обывательском разговоре о воровстве: непонятно, украл ли Сенека «Медею» у Еврипида?
Украл ли Лермонтов «На севере диком стоит одиноко» у Гейне?
То есть обыватель очень радуется, когда догадался, что сюжет в произведении № 1 схож с сюжетом в произведении № 2.
Но мы с тобой, дорогой читатель, при этом знаем, что никаких уникальных сюжетов нет, а есть сила трактовок. Есть сознательное заимствование, бессознательное заимствование, пародия, стилизация и прочие литературные приёмы.
Внимательное чтение (или острый слух при наличии чужих разговоров) позволяет обнаружить, что в истории Пиноккио был эпизод с островом, на котором дети превращаются в ослов.
Весёлый трикстер Буратино миновал этот остров, углубившись в театральную жизнь по другую сторону очага.
А вот Незнайка этого острова не избежал, правда, он попал туда на Луне, и коротышки превращались не в ослов, а в баранов. Это справедливо замечали разные люди, но цепочка длиннее — и в начале стоит неизвестный греческий остров.
Путешественники сходят на берег веселятся, едят и пьют. Потом они превращаются в свиней.
Люди часто после веселья превращаются в свиней, но тут не обошлось без помощи зелья.
И товарищей надо выручать.
Впрочем, наверняка эта история существовала и до Гомера.
Строгий обыватель готов упрекнуть и Шекспира (с чужих слов, потому что тех итальянских пьес, на которые ему указывают, он не читал).
Ещё в двадцатые годы прошлого века сюжет казался очень ценной придумкой.
По известной легенде, Ильфу и Петрову, после того, как они выпустили в свет «Двенадцать стульев», подарили коробку с шестью пирожными «наполеон». Это был намёк на то, что у Конан Дойла есть рассказ «Шесть наполеонов», где сокровище было скрыто в бюсте императора, выполненном в нескольких экземплярах.
Дело как раз не в том, вчинить иск или нет, а в конфликте бытового представления с самой сутью художественного творчества, с перетеканием сюжетов одного в другой. То есть честный обыватель (хороший человек и семьянин) оперирует сюжетами как чайниками на коммунальной кухне.
Но сюжет — как домашнее животное, его можно только приручить, его нельзя взять насильно.
Нет, конечно, случаи прямого воровства текста были и будут, никуда не денутся и неудачные попытки, но всё дело в том, как произошёл экспорт.
Всё современное чтение построено на том, что человек слышал массу сюжетов — их переписывали и пересказывали, их экранизировали и перепевали.
Они, как неумолчный шум огромного города, окружают нас. Не надо строить иллюзий, что у нас есть что-то собственное — всё взаимосвязано.
Сейчас оказалось, что ценность сюжета преувеличена — он как саженец: может приживётся, а, может, и нет. Как польёшь, чем подкормишь, где обрежешь лишнее — всё важно. И приживаются сюжеты редко.
Украсть сюжет нельзя — они свободны.
У свободы заимствования в литературе есть оборотная сторона — если ты распорядился украденным в чужом саду дурно, если ворованные яблоки сгнили, или варенье из них прокисло, то тебе позор.
Это значит, что ты струсил, заметался, выдал сторожу общественного мнения товарищей, хотя бы и воображаемых.
Хороший режиссёр Джим Джармуш как-то сказал по этому поводу важные слова.
Не знаю, произнёс ли он их на самом деле, но если кто и сочинил их за него, то оказал режиссёру хорошую услугу.
Итак, он говорил: «Ничего оригинального нет. Крадите все, что вдохновляет вас или дает пищу воображению. Хватайте старые фильмы, новые фильмы, музыку, книги, картины, фотографии, стихи, сны, случайные разговоры, архитектуру, мосты, дорожные знаки, деревья, облака, воду, свет и
