– Не пойми меня неправильно, Ханнелоре. Официально я тебе помочь не могу. Наоборот, я бы должен был надавать тебе по рукам.

– Я беременна, Йозеф. Не успеешь оглянуться, как я предъявлю тебе обвинение в жестоком обращении с детьми.

Бекман не смог удержаться и взглянул на ее живот.

– Ты это утверждаешь уже три месяца. В нашей профессии нужны улики.

Ханнелоре посчитала это приятным комплиментом.

– А что, если мы явимся с настоящими уликами?

Бекман улыбнулся:

– Официально я мало что могу сделать, но неофициально ты получаешь карт-бланш. Мне все равно, кто причастен к делу. Позвони, если появятся результаты, и я клянусь, что переверну всю Западную Фландрию вверх дном.

– Даже если причастен министр?

– Если будут аргументы, я не колеблясь предприму необходимые шаги.

– А если генеральный прокурор наложит вето?

Бекман презрительно фыркнул:

– Магистрат больше не тот, что был раньше, Ханнелоре. Если ты предоставишь обоснованные улики, генеральный прокурор быстро запоет по-другому.

– Ван-Ин будет рад это услышать, – засмеялась Ханнелоре. Она пожала Бекману руку и быстро вышла. Пришло время действовать самой.

Нравилось ли жандармерии иногда устраивать шоу, или они непременно хотели продемонстрировать, что их автопарк срочно нуждался в обновлении? Ван-Ин задавал себе этот вопрос, когда довоенный, бронированный грузовик въехал во двор полицейского комиссариата. Вилльяма Артса ввели в наручниках. Его конвоировали два крепких жандарма в боевой форме.

Только когда Ван-Ин подписал необходимые документы, они сняли с Артса наручники. Ван-Ин поблагодарил жандармов и провел Артса в комнату для допросов на четвертом этаже. Как и все помещения, где допрашивали подозреваемых, эта комната тоже не отличалась уютной обстановкой. Там стоял металлический стол, три стула и механическая пишущая машинка. Компактный магнитофон «Сони» и термос-кувшин с кофе придавали обстановке современный оттенок.

– Присаживайтесь, господин Артс.

Вилльям опустился на стул. После бессонной ночи на жестких нарах он выглядел изнуренным. Ван-Ин налил две чашки кофе и включил магнитофон.

– Возвращение блудного сына, – констатировал он с сарказмом. – Я надеюсь, что этот разговор того стоит.

Артс поднял голову. Он потер свой заросший подбородок и мигом оценил полицейского.

– Мне начинать сначала, комиссар?

Ван-Ин кивнул, перемотал пленку назад, проверил качество записи и снова нажал на кнопку «старт». Потом он откинулся назад и жестом показал Артсу, что можно начинать.

Первая часть рассказа мало относилась к делу. «Клеопатра» перешла от Вандале к Артсу, который сделал из нее бордель класса люкс. Однако с важными гостями в Love обходились по-особому. Все проходило тайно и безопасно. Артс работал исключительно на комиссионных, и ему редко приходилось поставлять профессиональных девушек. Такое случалось только в тот момент, когда запас добровольцев иссякал.

– То есть вы знали, что Вандале вербовал жертв через НКО «Собственная помощь».

Артс сделал глоток кофе и спросил Ван-Ина, не будет ли у него сигареты.

– Значит, вы это выяснили, – ухмыльнулся он.

Ван-Ин сам взял сигарету и подвинул пачку Артсу.

– Чем они богаче, комиссар, тем скупее. Секс в Love был бесплатным. Каждая молодая женщина, которая обращалась за помощью к фондам НКО, могла расплатиться с долгами двумя способами: натурой или наличными.

– Прекрасная благотворительность, – горько заметил Ван-Ин.

– О благотворительности речь действительно не шла, комиссар. НКО давала своим клиентам два документа на подпись. В одном говорилось, что они получили в подарок определенную сумму денег. Другой был долговой распиской на эту же сумму. Это, впрочем, относилось ко всему посредничеству НКО. От старых баб, прожженных пьяниц и хороших семьянинов ожидались наличные.

Теперь Ван-Ин понял, как НКО удалось сделать так, чтобы двойная бухгалтерия совпадала. Так называемые подарки фактически были займами, которые по-черному требовали назад.

– И никто против этого не протестовал.

– Недотепы держались в тени. Все, кто обращались в НКО, тщательно проверялись. Чаще всего это были люди с временными финансовыми проблемами и не имеющие возможности обратиться в другое место.

– В другое место, кроме этого?

Артс улыбнулся наивности комиссара. Чиновники со стабильным доходом представить себе не могли, чтобы людишки, живущие за чертой бедности, говорили о возможности совместного с ними сосуществования в обществе потребления.

– Те, кто живут на пособие по безработице, тяготятся непосильными расходами, семьи с огромными долгами, студенты без стипендии и одинокие женщины, – сказал он, покачивая головой. – Четвертый мир не нужно искать только в трущобах. Сотни тысяч наших земляков существуют на краю финансовой пропасти, они живут в неприметных районах и ведут, казалось бы, нормальную жизнь. Но их зарплаты хватает только на то, чтобы оплатить жилье и еду. То, что у них остается, они тратят на предметы роскоши, которые они, собственно говоря, позволить себе не могут. Это тип людей, кому НКО дает деньги взаймы беспроцентно: честные, бедные граждане, которые обычно выплачивают долги.

– Молодые, одинокие женщины получали шанс погасить долги натурой.

– Верно, комиссар.

– И из этого извлекали выгоду несколько деловых друзей Вандале.

– Так и есть, – ухмыльнулся Артс. – Вандале чертовски хорошо знает, откуда Авраам берет горчицу.

У Ван-Ина было такое впечатление, что Артс говорит правду.

– Если я правильно понимаю, НКО собирала фонды ради благой цели. Официально деньги раздаривали малоимущим, а неофициально возвращали через беспроцентные займы.

– Пожалуй, я могу отгадать ваш следующий вопрос, – улыбнулся Артс. – Вы, конечно, хотите знать, что происходило с этими отмытыми деньгами.

Ван-Ин знал, куда текли миллионы, но и виду не подал.

Артс налил себе чашку кофе и взял сигарету.

– Лодевейк Вандале – идеалист. Он испытывает отвращение к нашему современному беспорядочному обществу, где все дозволено. Он стремится к обществу, где каждый знает свое место и где все идет как по маслу.

– Сингапурская модель.

– Точно, комиссар. Сингапур – это его яркий пример. Он хотел сделать из Фландрии образцовое государство, а чтобы это осуществить, сначала необходимо было восстановить дисциплину. Эту мечту мог осуществить VLOK.

– Не слишком ли это лицемерно для педофила?

Артс помотал головой:

– Вы не понимаете, комиссар. Вандале считает себя другом детей. Любовь между ребенком и взрослым он считает чистой и непорочной.