– А когда ты ожидаешь того, другого?

– В девять часов, – сказал Ван-Ин. – Командующий жандармерией Брюсселя пообещал в восемь часов посадить Вилльяма Артса в транспорт.

Ван-Ин закурил сигарету. Для этого ему не надо было спрашивать разрешения у своего начальника. Ведь это был его кабинет.

– Те двое как-то связаны?

– Они знают друг друга по начальной школе, – кивнул Ван-Ин.

– И ты точно знаешь, что Дирк Десмедт и Дирк Барт – это один и тот же человек?

– В любом случае даты рождения совпадают. По-моему, Дирк Барт в двадцать один год взял фамилию матери.

Де-Ки принялся ходить взад и вперед. Он очень надеялся, что на этот раз Ван-Ин ошибается.

– Остальное вы можете прочитать в его досье.

Ван-Ин протянул главному комиссару блекло-зеленую папку.

– Дирк Барт ходил в школу на Эзелстрат, и у него есть брат, которого зовут Дани.

Де-Ки отмахнулся. Он бы только выставил себя в глупом свете, если бы стал проверять факты.

Дирк Барт почуял недоброе, когда вошел в кабинет 204. Присутствие с утра главного комиссара Де-Ки было таким же необычным явлением, как визит кронпринца в свинг-клуб.

– Доброе утро, – сказал он, не поднимая глаз.

– Садись, Десмедт.

Услышав свою настоящую фамилию, Барт вздрогнул так, словно его ударило током.

– Что вы имеете в виду, господин главный комиссар?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, Десмедт. У тебя большие неприятности, а заодно и у всего корпуса.

Барт сел. Его ноги сделались ватными. Де-Ки резким рывком «перерезал ему пуповину». С этого момента Барт остался совсем один.

– Я ненавидел своего отца. Вы представляете все так, будто я совершил преступление?

Ван-Ин ожидал другой реакции. Но было похоже, что Барт просто так не сдастся.

– То есть ты признаешь, что тебя действительно зовут Дирк Десмедт?

При допросе важно так сформулировать вопросы, чтобы подозреваемый был вынужден отвечать на них однозначно – «да» или «нет».

Барт кивнул.

– У тебя есть брат, которого зовут Дани?

Ван-Ин нарочно употребил настоящее время.

– Да, – сказал Барт.

– И Дани мертв.

– Дани исчез. Двенадцать лет назад он уехал в Нидерланды. С тех пор я больше ничего о нем не слышал.

– Больше ничего?

– Нет.

– Комиссар Ван-Ин хочет тебе помочь, Барт. Если ты сейчас во всем признаешься, то мы сможем упомянуть в протоколе, что ты неожиданно сознался. И это может сыграть большую роль, когда ты вскоре предстанешь перед присяжными.

– Я не понимаю, каких признаний вы от меня ожидаете, господин главный комиссар. Но я не могу отрицать, что знаю закон, – резко произнес Барт.

Ван-Ин бросил на Де-Ки многозначительный взгляд.

– Я даю тебе три часа на размышления, Барт.

Он набрал номер дежурного офицера.

– Если ты за это время не примешь решения, мы будем обязаны передать дело в прокуратуру.

Главный инспектор склонил голову. Почему они его не арестовали, не понимал он.

– Здравствуй, Роберт. Это Ван-Ин. Ты не сможешь на пару часов прислать нам надежного человека?

Роберт Тант сверился со служебным расписанием.

– Барт Вермёлен работает до часу.

– Хорошо. Пришли его.

Прокурор Бекман, непосредственный начальник Ханнелоре, был магистратом нового поколения. В отличие от его предшественников Бекмана отобрали не из кучи заурядных адвокатов, которые из-за нехватки клиентуры обзавелись партийными билетами. В свои сорок два года при удачном освещении он выглядел еще по-мальчишески. Возможно, еще и потому, что он сознательно отказался от темно-серых костюмов, которые его коллеги считали необходимыми для ох какого жизненно важного приличия. Бекман чаще всего носил спортивный пиджак, и иногда его видели без галстука.

– Устраивайся поудобнее, Ханнелоре, – приветливо предложил он.

Кабинет прокурора был свежий и прохладный. Здесь не было груды заплесневелых досье на покосившихся полках. Бекман даже за свой счет вставил обязательный портрет короля и королевы в современную рамку.

– Исчезновение агента меня беспокоит, – сказал он.

Ханнелоре прошла в уютную зону отдыха у окна. Подоконник был битком набит кактусами. Бекман любил колючее и зеленое.

– Меня тоже, – сказала Ханнелоре. – Жаль, что вчерашний обыск не принес результатов. Боюсь, что мы снова вернулись на круги своя.

– А что об этом думает Ван-Ин?

– У Питера полно других дел. Он считает, что допрос двоих подозреваемых на данный момент является единственным способом накрыть сеть Вандале. Он уверен, что таким образом найдет Карине Неелс.

Бекман пригладил волоски на своей правой брови.

– Буду играть с тобой в открытую, Ханнелоре, – сказал он. – Вчера мне звонил генеральный прокурор и попросил заниматься расследованием убийства Герберта и Провоста чуть более сдержанно.

Ханнелоре осознавала, что, делясь с ней этой информацией, Бекман ставит себя под удар. То, о чем генеральный прокурор договаривался с прокурором, обычно не предназначалось для ушей молодых заместителей.

– Что он имеет в виду под «чуть более сдержанно»?

– Заморозить, – вяло пояснил Бекман.

– Ты серьезно, Йозеф?

Когда они были одни, она всегда обращалась к нему по имени.

– Подожди, выслушай до конца.

Теперь Бекман пригладил волоски на левой брови.

– Просьба замять расследование исходит не от кого иного, как от министра иностранных дел. Он опасается, что расследование давно забытого убийства не принесет его партии ничего хорошего.

– Мудила, – метала громы и молнии Ханнелоре. – Он в свое время тоже приходил в Love разрядить свой агрегат.

Бекмана ужаснул ее лексикон.

– Как стало известно, там бывали еще и другие политики, – осторожно произнес он.

– И их нужно сейчас пощадить.

Если бы Ханнелоре не ценила Бекмана так высоко, она бы сейчас сердито встала и ушла.

– Честно говоря, мне очень интересно знать, что обо всем этом думаешь ты, Йозеф.

– Технически генеральный прокурор – мой непосредственный начальник, – сказал он со слабой улыбкой.

Ханнелоре была рада, что она, разозлившись, не ушла.

– Технически, – усмехнулась она. – Звучит многообещающе.

Бекмана можно было воспринять как человека, чуждого условностям, но он точно был амбициозным.