— Босс велел, чтобы я тебе передал: внизу тебя искал какой-то хмырь. Мерзкий тип, иностранец. Мы его не пустили — ты же наш постоянный клиент. Босс предупредил, чтобы ты поберегся. Знаешь, такое время: люди прощаются с жизнью в самых неподходящих местах.

Свернув на свою улицу, я сразу заметил на ступенях дома Дэнниса. Он был одет в старый, в мелкую полоску, костюм, из-под рукавов которого выглядывали обшлага пижамы. Не понимая, как он нашел мой адрес, я затормозил у подъезда и, похолодев, ждал плохих вестей.

— Что-то случилось? — начал я, но осекся, увидев его выражение лица. Снова вернулись страхи за брата, занимающегося саморазрушением.

— Мы несколько часов пытались вам дозвониться. Не представляли, где вас искать. С Гаретом плохо…

— Передозировка?

— Это произошло случайно…

— Нет! — Я сжался от мысли, что могу потерять брата. Дэннис схватил меня за руку. — Оливер, Гарет жив. Он в коме в «Ройял фри». С ним Зоя.

Он еще что-то говорил, но я уже снова прыгнул за руль.

Моим первым импульсом, когда я увидел неподвижное тело Гарета, было вырвать из его тела трубки, подхватить с кровати, вынести из больницы, увезти в родительский дом и спрятать под материнским лоскутным одеялом; волшебным образом превратить в мальчика, которому я некогда читал вслух, лепя его будущее из сюжетов приключенческих книг. Но не смог. Гарет сам распорядился собой — выпихивал из себя жизнь до тех пор, пока в нем не осталось больше ничего, кроме тонкой, как бумага, оболочки.

Веки брата дрогнули, словно он хотел окинуть взглядом внутренний, больше никому не видимый горизонт. Я отвел глаза от прозрачной трубки, которая шла от его запястья к капельнице, и страх новой потери подкатил к горлу.

— Я же понимала, что с него хватит, — раскачивалась на стуле возле кровати Зоя. Ее лицо вытянулось, глаза ввалились. — Но он захотел принять ванну. Мне следовало его остановить. Нам пришлось вышибить дверь.

Я взял Гарета за руку — она оказалась холодной. Я едва заметил, как в палату вошел врач. Он с неодобрением посмотрел на растрепанные волосы девушки, мини-юбку, ажурные чулки, затем повернулся ко мне.

— Вы брат?

Я кивнул.

— Он в коме более десяти часов. Пока рано говорить, чем все кончится. — Врач помахал табличкой с цифрами. — Анализ крови выявил большое содержание и амфетамина, и кокаина. Их общее воздействие плюс горячая ванна, видимо, и спровоцировали пароксизм. Откровенно говоря, я удивляюсь, как он не утонул.

По другую сторону кровати выписывал след зайчик монитора кардиографа. Меня охватило чувство вины из-за того, что я не настоял, чтобы Гарет переехал ко мне, и не следил за ним. Понимал, что не переживу смерть еще одного близкого человека — только не теперь. Как бы я хотел верить в Бога и загробную жизнь. Меня переполнял ужас, и чтобы справиться с ним, я стал рассматривать брата. Как же до смешного юно он выглядел без своих модных атрибутов и теней вокруг глаз — словно тот мальчик, которого я некогда знал. Кто-то — наверное, медицинская сестра — причесал его на прямой пробор. Это бы Гарету сильно не понравилось.

— Он будет жить? — спросил я врача. — Его мозг не поврежден?

Доктор колебался.

— Рано судить. Ясно одно: его мозг несколько минут жил без кислорода. Сколько точно, сказать невозможно. И чем дольше он остается в коме, тем неблагоприятнее прогноз. Будем надеяться, что вскоре он придет в сознание.

Я встал и повернулся лицом к врачу.

— Господи, неужели ничего нельзя сделать?

Он нервно отступил.

— Мистер Уарнок, вы должны свыкнуться с мыслью, что Гарет, может быть, уже в состоянии мозговой смерти. Мы пока этого не знаем.

— В состоянии мозговой смерти? — не в силах поверить в услышанное, переспросил я и посмотрел на распростертое на кровати тело брата.

— Следующие двенадцать часов станут решающими.

* * *

Распрощавшись с удушающей атмосферой больничной палаты, я стоял у входа в корпус и с удивлением смотрел, как мир суетится в своей тошнотворной обыденности. За стеклянными дверями дочери помогали престарелым матерям, беременные женщины несли сумки с ночными принадлежностями, к подъезду то и дело подкатывали машины «скорой помощи». Стоявшая рядом Зоя вздохнула и закурила.

— Хампстед-Хит совсем недалеко. Можно прогуляться пешком, — предложила она. — Надолго нам отлучаться нельзя, но все же, может, полегчает.

Я рассеянно кивнул.

День клонился к закату. Воздух пачкала пыльца растений, и плавали пушинки одуванчиков, словно решили немного полетать маленькие парашютисты. От Саут-энд-Грин мы поднялись к Хампстедским прудам. Над нашими головами величаво шевелили ветвями образующие коридор каштаны. Пьянящий аромат сирени вызвал воспоминания из прошлого: Гарет играет в крикет, мы с ним тайком ловим рыбу в деревенском пруду, я в первый раз веду его выпить в местом пабе. Во мне кипела необъяснимая злость: на брата — за то, что махнул рукой на собственную жизнь и на тех, кто его любил, и на весь остальной мир, которому до Гарета не было никакого дела.

Мы с Зоей шли молча — слова казались ни к чему. Девушка остановилась, под ногой хрустнула ветка. Ее верхняя губа была покрыта пленочкой пота, кожа, освещенная солнцем, казалось, светилась изнутри. Я представил, как в ней бушевали кровь и надежды здоровой юности. И, несмотря на страх и злость, внезапно почувствовал, что меня к ней тянет.

Зоя поняла мое состояние — потянулась и поцеловала. Я ответил на поцелуй, но тут же, раздосадованный на себя, отстранился. Она улыбнулась моей покорности.

— Да ладно, все в порядке.

— Ничего не в порядке. Ты подружка моего брата.

— У нас не такие отношения. Гарет бы все понял.

— Зато я — нет.

Мы вышли на поляну — залитый солнцем круг, скрытый от дорожки деревьями. Я бросился на траву, невольно чувствуя, что, испытав желание к другой женщине, предаю Изабеллу. Но затем понял, что злюсь и на нее. Злюсь за то, что она так много утаила от меня — свое прошлое, истинный смысл своей работы. Я поднял глаза на Зою. Ветви лип образовывали над нами качающийся шатер из темной зелени листвы, голубизны неба и раскаленных солнечных брызг.

— Хочешь сигарету? — спросила девушка.

— Нет, спасибо. Я бросил.

— Так я и думала. — Она закурила и выпустила дым в небо. — Скажи, что это за птица, которая все время следует за тобой?

— Какая птица? — Я был потрясен.

— Брось, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Похожая на маленького ястреба. Я видела ее во время концерта вот здесь! — Она ткнула пальцем мне за плечо.

— Нет никакой птицы.

— Есть. Но если не желаешь признавать, не надо. Это имеет какое-то отношение к Изабелле?