Фараон - Карин Эссекс

Посвящается моей дочери, Оливии Фокс, которая большую часть жизни делила свою мать с царицей Египта

Царица смотрела на выстроившихся перед ней проституток с таким видом, словно занималась каким-то рутинным делом, а не выполняла прискорбный государственный долг. Сбитые с толку шлюхи безмолвно ожидали, пока царица завершит осмотр и отдаст распоряжения.

Хармиона, старая боевая лошадь, словно усталый младший командир, давным-давно служащий под началом непредсказуемого главнокомандующего, пригнала их в покои к Клеопатре в полной тишине. Чтобы принудить к молчанию стадо проституток, нужно быть истинным мастером устрашения. Но таков уж был образ действий Хармионы, выполнявшей все свои обязанности с усердием и без малейших эмоций. Даже исполняя все прихоти властительницы, которой она поклялась в верности, эта неумолимая женщина сохраняла безжалостное выражение лица. Хармиона, гречанка знатного рода, уроженка Александрии, не отличалась высоким ростом, но умела создавать у окружающих впечатление, будто она возвышается надо всеми. Ее осанка была достойна любой царицы, включая и ту, которой Хармиона служила. Невзирая на то что гречанке уже исполнился пятьдесят один год, ее смуглая кожа оставалась гладкой. Лишь от уголков желтовато-карих глаз разбегались по три морщинки, тоненькие, словно ножки насекомых. Губы ее были того насыщенного оттенка, каким горят речные воды в час заката. При улыбке от уголков сомкнутых губ уходили две складки — едва заметные признаки возраста и следствие беспокойства, которое Хармионе внушало поведение Клеопатры.

В отличие от царицы, Хармиона терпеть не могла мужчин. Всех. Она переносила отношения Клеопатры с Антонием без единого слова, но с таким мрачным видом, словно все эти годы страдала от хронического запора. Антоний, шутя очаровывавший невинных девушек, актрис, крестьянок и цариц, ни разу не сумел добиться улыбки от этой женщины. Царица слыхала, будто Хармиона в молодости спала с женщинами, но ей ни разу не довелось найти подтверждение этим слухам. Однако же связь царицы с Цезарем Хармиона вполне одобряла — если можно назвать одобрением отсутствие порицания.

Хармиона сама обряжала проституток; она заставила вспыльчивого евнуха Ираса, личного парикмахера самой царицы, вплести им в волосы крохотные драгоценные камни и золотые безделушки. Невзирая на всю свою чопорность, Хармиона знала толк в соблазнительных нарядах. Осведомленная о вкусах и предпочтениях властителя, она отобрала для него девушек с большой грудью. Для пущей непристойности она упаковала эти роскошные бюсты в золотые сеточки с крупными ячейками, так чтобы соски, подкрашенные алым, выглядывали наружу, вызывая стремление освободить их из изящной темницы. «Антонию это должно понравиться», — подумала царица.

Куртизанки во все глаза смотрели на повелительницу, задавая себе вопрос: что же это за царица и что же это за женщина, которая не только посылает проституток к собственному мужу, но еще и проверяет, достаточно ли они хороши. Царица, легко читавшая их мысли, нервничала и пыталась скрыть беспокойство за устрашающей властностью. Она поднялась, дабы повнимательнее изучить свои войска, облаченные не в боевые доспехи, а в роскошные средства обольщения. Накрашенные губы маняще приоткрыты. Соски — алые, затвердевшие, выпуклые на фоне белоснежной кожи, словно бутоны гибискуса. Пышные обнаженные плечи. Дразнящий рыжеватый завиток волос. Хрустальная серьга, острая, словно кинжал, грозящая вонзиться в безукоризненную плоть. Блестящие глаза, подведенные сурьмой. Пустые глаза, в которых не читается ни единого вопроса. Глаза, что не обвиняют и не спрашивают. Глаза, умеющие лгать. Обнаженный живот. Еще один, более крепкий, с крупным гранатом — или это рубин? — вставленным в пупок. И конечно же, предмет устремлений: самые сокровенные женские места, проглядывающие из-за прозрачной ткани. Некоторые бритые, некоторые нет. «Отличная работа, Хармиона», — подумала царица. Подобно всем прочим мужчинам, ее муж жаждал разнообразия.

Мелкие детали: длинные пальцы рук, изящные пальцы ног, украшенные кольцами. Великолепно. Нет, вон та не годится.

— Эта пусть уйдет, — отрывисто приказала царица, обращаясь не к красотке смешанных кровей с полными, пухлыми руками, а к Хармионе. Та жестом указала девушке на дверь. Антоний, знаток и ценитель женских форм, не любит «крестьянских» рук.

— Запасные у нас есть? — нетерпеливо спросила царица у своей придворной дамы, зная, как тщательно и вдумчиво та готовится к любой ситуации, любому непредвиденному случаю.

— Да, твоя царская милость. В прихожей ждут еще двенадцать девушек.

— Пришли мне двух худеньких. Молоденьких, смахивающих на мальчиков. Раскованных красоток.

Хармиона кивнула и, выйдя из зала, некоторое время спустя вернулась с двумя близняшками лет тринадцати, одетыми, словно мальчишки-греки, в гиматии, так что одна маленькая грудь выглядывала из складок. Юные андрогины склонились в поклоне и так и застыли, припав к полу, пока Клеопатра не подошла к ним. Поднялись они лишь после того, как Хармиона щелкнула пальцами. Угодливые по природе, и к тому же еще вышколенные, знающие церемонии. Это должно понравиться ее мужу. Хорошее сочетание.

— Ну что ж, я думаю, теперь у нас полный набор. Двенадцать.

— Итак, госпожи, — надменно произнесла Клеопатра. Проститутки тут же подобрались, но лишь одна Сидония, их пышная рыжеволосая хозяйка, осмелилась взглянуть в глаза царице. — Марк Антоний, мой муж и господин, проконсул Рима, командующий армиями восточной части империи, сидит в одиночестве, безутешный, и смотрит на море. Он в тоске и унынии. Я не намерена ничего объяснять своим советникам, и уж тем более — придворным проституткам. Но вы, госпожи, — солдаты моей кампании. Вы больше не простые сосуды удовольствий, актрисы в эротической пьесе, безликое вместилище изливаемого семени. Сегодня вы возвышены. Ваше дело священно, а возложенная на вас миссия не терпит отлагательств. На кону стоит судьба Египта, моя судьба и ваша. Ставка — весь мир.

Вот теперь выстроившиеся в ряд проститутки недоуменно уставились на Клеопатру: с каких это пор царицы собирают армии из шлюх? Неужто она доверит судьбу своего царства раскрашенным девкам?

— Вы должны вернуть моего мужа к жизни.

Одна из девушек — та, с крепким животом и драгоценным камнем в пупке, — не сдержавшись, хихикнула. Сидония, заметив неодобрительно приподнятую бровь Хармионы, развернулась и отвесила девушке оплеуху, да такую, что та в слезах рухнула на пол. Сидония, извиняясь, поклонилась царице и пнула девушку обутой в сандалию ногой; та сдавленно заскулила.

Клеопатру позабавила сценка, но она сохраняла внешнее бесстрастие — этому превосходно обучил ее ныне покойный Юлий Цезарь.

— Сегодня ночью, госпожи, вы будете служить одному из величайших людей в истории. Его мужество вошло в легенды. Он завоевал весь мир. Его верность и героизм не имеют себе равных. Но он сидит в своем дворце у моря и хандрит в одиночестве. Могучий лев забился в логово и зализывает раны. Он должен воспрянуть. Он должен снова стать мужчиной. А мы с вами, госпожи, знаем, что делает мужчину мужчиной, не так ли?