трудом удерживая чемодан. Девчонка внутри слабо ворочалась. Вскоре воды поубавилось – улица, на которую он свернул, в этом месте забирала немного вверх. Он перевёл дух и упрямо двинулся дальше. Наконец впереди показалась знакомая ограда – это был сквер возле старой водонапорной башни. Именно здесь они с Папой безрезультатно дожидались встречи с фрогами Хойзе.

Ворота были закрыты; но такая мелочь не могла смутить Роффла. Он бросил чемодан, ухватился за ржавые прутья, что было сил напряг мускулы – и согнул неподатливый металл, проделав щель, достаточную, чтобы в неё можно было протиснуться. На дверях башни висел здоровенный замок. Роффл знал это; но знал он и другое – доски двери, такой большой и массивной с виду, были подгнившими и едва держались в наборе. В прошлый раз он от нечего делать потыкал их носком ботинка – и заметил, как легко осыпается трухлявое дерево. Тогда ещё подумалось: какой смысл запирать этакую развалюху? Достаточно хорошего пинка…

Гнилые щепки брызнули в стороны. Роффл пропихнул внутрь чемодан, пролез сам и рухнул на землю, судорожно переводя дыхание: последний рывок отнял все силы. Малость придя в себя, он достал из мешочка на шее коробок и чиркнул спичкой. Внутри башня была завалена обломками кирпичей и штукатурки. Осыпающаяся спиральная лестница вела наверх. Он поднялся на несколько пролётов и остановился, отдуваясь. Дальше пути не было – впереди зиял провал. Роффл ощупал верёвку, перетягивавшую чемодан, как следует подтянул узлы и на всякий случай добавил пару витков. Пленница была упакована надёжно. Он постучал по крышке.

– Эй, как ты там?

Элин не отзывалась.

– Придётся малость потерпеть, – сообщил Роффл.

– Лежи и не рыпайся, понятно? Ты сейчас на верхотуре, а места тут маловато. Будешь дёргаться – чемодан ухнет вниз, и от тебя только мокрое место останется!

– Я убью тебя, – глухо донеслось сквозь фанеру.

– Клянусь владыками преисподней, я найду тебя, где бы ты ни скрывался, – и вырежу твоё сердце.

– Ну-ну, – усмехнулся Роффл, спускаясь вниз. – Как же, убила одна такая…

Девчонка была спрятана надёжно. Вряд ли сюда кто-то заглянет в ближайшие дни. Даже вздумай она кричать – сколько угодно; толстые кирпичные стены заглушат любые звуки. Это он хорошо придумал! Роффл-тупица, да? Ну так вот вам, жрите!

Он постоял немного внизу, собираясь с духом, прежде чем вылезти наружу. Впереди было ещё одно дело. Предстояло разбудить Папу Ориджаба – и поставить его перед фактом. Роффл знал, что будет много воплей, упреков и прочей ерунды. Плевать. Он принял решение – и не остановится, покуда не вырвет из жадных лап Хойзе свой куш. В конце концов, все козыри нынче у него на руках.

* * *

– Можно ли вытерпеть пытки? Вопрос поставлен слишком абстрактно, Эд. Тут много нюансов, как понимаешь. Нужен ли ты своим палачам живым и относительно невредимым, сколько у них времени, высоки ли ставки… А главное – насколько твои мучители профессиональны. – Тыгуа задумчиво сощурился. – Скажу так: в руках опытного мастера рано или поздно начинают говорить все. Исключений не бывает, от слова «вообще»… Ну, разве что ты ухитришься убить себя до того, как боль станет невыносимой. В спецподразделениях есть одно негласное правило: ты должен продержаться не менее двух часов. Потом можешь сдаться. Имеешь моральное право.

– Почему именно столько, учитель?

– Расчётное время. За эти два часа твои товарищи должны либо вызволить тебя из плена, либо оторваться от группы преследования. Таков норматив. И вот ещё: каждая минута твоего молчания – это минута их жизни. Поэтому всякий раз, когда тебе причиняют боль, думай: такое я ещё вынесу. Дотерплю до конца. Может, сдамся чуть позже – но не сейчас… А палачи – они ведь тоже фроги, Эд. Им иногда требуется передышка. Отдыхают они – отдыхаешь ты; такой вот расклад…

Когда ты лежишь, распятый и обнажённый, на занозистой крышке стола, в голову приходят самые разные мысли. Тот разговор сейчас воспринимался горькой насмешкой. У Кроста и его подручных имелась уйма времени. Помощи ждать было неоткуда. А главное – мои слова ничего не меняли. Я мог рассказать всё, что знал, – но избежать пытки всё равно бы не удалось. Эти ублюдки по-настоящему любили свою работу…

Года четыре тому назад мне довелось поучаствовать в одном деле, связанном с древними таинствами и обрядами. Тогда же я познакомился с юным, но, как выяснилось, весьма амбициозным колдуном – и получил от него своеобразный подарок. Пока я валялся в отключке, одурманенный галлюциногенным зельем, парень сделал мне на груди магическую татуировку. Это своего рода оберег, он же пропуск в касту пацифидских шаманов – самого закрытого из здешних профессиональных сообществ… Подозреваю, он тем самым хотел позлить своего наставника, вздорного и невыносимого типа. Как бы там ни было, тату, изображавшее нечто вроде сплетённой из разноцветных полос маски, заинтересовало Бледного Кроста, а мне подарило несколько лишних минут без боли. Он слушал мой рассказ с интересом – хотя и не позволял слишком углубляться в подробности. Затем настал черед моего знакомства с семейкой Ориджаба. Я постарался обойти стороной историю с невидимками в замке Тотолле – но Бледный сразу почуял, что я недоговариваю. Тогда всё и началось…

…Эхо от собственных воплей ещё металось у меня в ушах; глаза заливал пот, сердце колотилось как бешеное. Кроет, вытирая лезвие, улыбался.

– Ты посмотри, каков хитрец, а, Маринад! Юлит, хочет смухлевать… Ну как с ним быть, а…

– Надо сделать так, чтобы у него не оставалось времени сочинять, – ответил телохранитель.

После этого они взялись за меня по-настоящему. У Кроста был при себе целый набор миниатюрных инструментов в удобном кожаном чехольчике. Маринад же признавал только своё излюбленное орудие, S-образный крюк – но я быстро убедился, что в его руках эта штука способна причинять невообразимые страдания. Когда острый коготь протыкает кожу и надкостицу, впиваясь в кость… Когда подхваченное им сухожилие начинает медленно и неумолимо вытягиваться из тела…

Не буду описывать того, что они со мной делали. Я дважды терял сознание, но меня приводили в чувство – благо воды поблизости хватало. Я почти оглох от собственных воплей – и, конечно же, выложил всё, о чём меня спрашивали. Я готов был болтать без умолку, сутками напролёт – лишь бы остановить боль…

– А не сделать ли нам перерыв? – внезапно спросил Кроет. – Что-то мне захотелось горячего чаю! Мальчики, очистите стол и сообразите нам с Маринадом кипятку! А то мы работаем, а вы развлекаетесь – нехорошо, очень нехорошо, и за что я вам только плачу…

Не помню, как меня отвязывали – должно быть, в этот момент я снова потерял сознание. Открыв глаза, я встретил полный ужаса взгляд Гаса.

– Долго? – прохрипел я.

– А?

– Я спрашиваю…