Все девушки как одна хотели бы иметь его своим мужем. — Она закрыла глаза, — Ужасно хочется спать. Посплю пока рядом с ребеночком. Скажи, Розмари, верно, что у сыночка Эндрю глаза как у папы?

Затуманенное солнце зависло в белесом небе над опустевшей гаванью. Федералы атаковали последние оставшиеся в руках конфедератов укрепления. Издалека звуки выстрелов слышались не громче треска детской погремушки.

Возле дома 46 по Чёрч-стрит Джошуа седлал Текумсе.

— Что ты делаешь, Джошуа?

Слуга Джона опускал стремена.

— Масса Хейнз отправляется на войну, госпожа.

Держа в руках седельные сумки, Джон вышел из дома.

Таким энергичным Розмари его уже давно не видела.

— А, Розмари. Как Шарлотта и ребенок?

— Мертвы. Оба — и Шарлотта, и малыш. О Джон, она так хотела этого ребеночка. Она…

Словно боясь, что его объятия могут сломать хрупкую женщину, Джон нежно коснулся волос Розмари. По его добродушному, открытому лицу текли слезы.

— Милая моя, как жаль. Шарлотта была слишком нежна для нашего грешного мира.

Розмари указала на Текумсе.

— Джон, что это значит?

— Я оставил записку на твоем ночном столике. Ты обязательно бы ее заметила.

— Джон!

— Генерал Джонстон обратился с призывом к добровольцам. Компания «Хейнз и сын» разорена, корабли с тем же успехом могли бы стоять на суше. Простишь ли ты меня, Розмари? Я не в силах больше скорбеть, — Муж слабо улыбнулся, впервые за несколько месяцев. — Кто знает, может, мне даже присвоят звание. Лейтенант Хейнз — разве не звучит? Не волнуйся, дорогая. Джон Хейнз будет самым осторожным из вояк.

Он передал седельные сумки Джошуа.

— И за себя не беспокойся — Ретт вложил наши средства в британские ценные бумаги. Что бы ни случилось, ты не будешь нуждаться.

— Джон, подожди! Тебе нельзя ехать! И… и… Текумсе боится выстрелов!

Он похлопал коня по крупу.

— Я тоже. Придется, видно, нам обоим победить свой страх.

— Зачем ты это делаешь? Так нашу крошку не вернуть!

Он крепко, до боли, сжал плечо жены.

— Розмари, мне жизнь не мила. Я думал, скромность притязаний сможет уберечь нас: просто быть честным в делах, любящим мужем и отцом. Ничего больше я не желал. — Джон печально покачал головой, — Как же мы, южане, изменились…

Хотя слова «останься со мной» готовы были сорваться с губ Розмари, она не смогла их вымолвить.

Джон кивнул, словно в ответ своим мыслям.

— Поэтому я и ухожу. Как ни трудно поверить, видимо, страна не управится без помощи своих бизнесменов средних лет, пусть и с брюшком. По словам президента Дэвиса, мы еще в силах победить. Если удастся удержать Атланту, Питерсбург и Чарльстон, Авраама Линкольна не переизберут. А если Линкольн проиграет выборы, федералы прекратят сражаться. Они понесли ужасные потери, даже больше наших. И несомненно, не меньше нашего устали от всего этого жуткого дела.

— Джон, неужели ты способен лгать мне? В такое время?

С глазами, полными любви, он коснулся губами ее руки.

— Розмари, Розмари… Да, способен. — Джон перевернул ее руку ладонью кверху, словно запечатлевая в памяти каждую драгоценную линию. — Я бы солгал самому Иисусу Христу, если бы тем мог избавить тебя от страданий.

Когда первые снаряды федералов разорвались на улицах Атланты, Ретт Батлер стоял возле гостиницы «Нэшнл».

Затрезвонили колокола пожарных.

— Там, вон там! — Востроглазый мальчишка указал на столб дыма над крышами домов.

Ретт протолкался через толпу зевак в салун гостиницы.

Поскольку бармен был с остальными снаружи, Ретт сам налил себе пива и отнес вместе с газетой бармена за свой обычный столик в глубине помещения. Еще один разрыв снаряда стряхнул пыль и облупившуюся краску с тисненого латунного потолка, поэтому пришлось накрыть кружку рукой.

Все надеялись, что Джон Худ, новый командующий подошедшей с запада армии, побьет Шермана и спасет город.

Но если подвал гостиницы переоборудуют под убежище, холодного пива уже не получишь.

Одна из газет превозносила генерала Худа, потерявшего руку и ногу при защите Конфедерации: «Неоспоримое свидетельство боевого духа генерала».

Ретт едва поверил своим глазам, когда увидел, как вчера вечером возле штаба Конфедерации двое сильных мужчин взгромоздили генерала на коня и привязали к седлу.

Первым снарядом сровняло с землей дом мистера Уорнера на углу улиц Роудс и Элиот, убив его вместе с шестилетней дочерью. От следующего выстрела погибла женщина, которая гладила рубашки. Смертельно ранена была другая женщина, садившаяся на поезд. А свободный цветной парикмахер Сол Люки погиб, когда снаряд, отскочив от фонарного столба, взорвался у него под ногами.

Две из четырех главных железных дорог Атланты были уже в руках федералов. Испуганные бизнесмены по одному поднимались тайком по задней лестнице «Красной Шапочки» с предложениями купить их дело за бесценок.

Поскольку армия Худа конфисковала всех лошадей и все экипажи в городе, Ретт шел от «Красной Шапочки» до гостиницы пешком. Когда улицу перегораживали помпы пожарных, он сворачивал на соседнюю.

С первыми лучами солнца Ретт складывал карты и направлялся к себе в «Красную Шапочку». Если в одну ночь он проигрывал тысячу, то в следующую выигрывал. Ему было все равно.

Глупец. Какой же он глупец! Следовало давно покинуть этот город, с трех сторон осажденный огромной армией, теперь сжимавшей тиски. В Атланте его совершенно ничего не держало.

Кроме Скарлетт О'Хары.

Питтипэт с Питером эвакуировались, но Скарлетт осталась с Мелани Уилкс, которая, родив сына, страшно обессилела.

Следовало уехать в Лондон.

Или в Новый Орлеан, где он не был с той поры, как отвез Тэзвелла Уотлинга к иезуитам.

Несколько раз — в марте, мае и дважды в июле — он даже принимался собирать вещи.

А потом вспоминал длинную шею Скарлетт — такую гордую и такую уязвимую. Или аромат — как пахло ее тело, а не духи. А раз вернулся, вспомнив, как смело она вздергивала подбородок.

Со времен работы на рисовых полях отца Ретт не чувствовал себя столь беспомощным.

В это время за пределами города у Пичтри-Крик и Эзра-Чёрч генерал Худ бросил остатки измученных и усталых конфедератов на откормленных и отдохнувших федералов, которые скосили их без труда. Обстрел Атланты прекратился, огонь перенесли на левый фланг Худа, где федералы прорвались к железной дороге Атланта-Вест-Пойнт и повели наступление на Джонсборо, чей захват решил бы битву — с его падением последняя железная дорога, «Мэкон и Вестерн», оказалась бы перерезанной, и Худ окончательно лишился бы поставок.