На следующее утро все ждали письма от мистера Беннета, но в почте от него не было ни строчки. Родные знали его как самого необязательного и скупого на слова корреспондента, однако надеялись, что для нынешнего случая он сделает исключение. Ничего не оставалось, как решить, что у него пока нет утешительных новостей, но даже это его семье хотелось бы знать наверняка. Мистер Гардинер, который медлил лишь в ожидании почты, сразу же уехал вместе с тремя вооруженными наемниками, которые должны были сопровождать и охранять его в дороге.

Миссис Гардинер с детьми осталась в Хартфордшире еще на пару дней, полагая, что может оказаться полезной племянницам. Она помогала им ухаживать за миссис Беннет и скрашивала своим обществом часы их досуга-Другая их тетушка тоже часто захаживала в Лонгборн, желая, по ее словам, утешить и подбодрить семью. Но поскольку каждый ее визит сопровождался очередными новостями о том, что за Уикэмом числится еще один неоплаченный счет или внебрачный ребенок, то после ее ухода они, как правило, чувствовали себя хуже прежнего.

Казалось, весь Меритон вознамерился очернить человека, которого тремя месяцами ранее все превозносили выше самого Господа. Сообщалось, что в округе не осталось ни одного лавочника, которому бы он не задолжал, и ни одной дочки лавочника, которую бы он не соблазнил. Все решительно объявили его самым недостойным юношей на свете и так же решительно признались, что никогда не доверяли его внешнему благородству.

Хотя Элизабет не верила и доброй половине этих слухов, все же услышанного ей хватило, чтобы убедиться в неминуемом падении сестры, и даже Джейн, которая доверяла пересудам еще меньше, почти утратила надежду, особенно теперь, когда известие об их свадьбе, если бы таковая состоялась, уже должно было бы прийти.

Мистер Гардинер уехал в воскресенье, а во вторник его супруга получила от него письмо. В нем говорилось, что по приезде он немедленно разыскал своего брата и убедил его переехать в секцию Восток-Шесть, что мистер Беннет уже успел побывать в Эпсоме и Клэпхеме, не разузнав, однако, ничего нового, и что теперь он намерен справляться о беглецах во всех крупных лондонских гостиницах.

В письме была приписка следующего содержания:

Я написал полковнику Форстеру с просьбой выяснить., если это возможно, у кого-нибудь из друзей Уикэма в полку, нет ли у того каких-либо родных или знакомых, которые могли бы знать, в какой части Лондона он укрылся. Если бы кто-нибудь снабдил нас подобного рода подсказкой, это стало бы нам существенным подспорьем. Пока что нам не на что oneреться в наших поисках. Уверен, что полковник Форстер сделает все от него зависящее, чтобы раздобыть нам эти сведения. Но мне пришло в голову, что, наверное, Лиззи лучше прочих осведомлена о его родственных связях.

Но Элизабет никогда не слышала ничего о других его родственниках, кроме отца и матери, которые уже много лет как умерли. Возможно, кому-нибудь из полковых приятелей Уикэма было известно больше, хотя она не очень на это надеялась. Элизабет и Джейн не находили утешения ни в вольной борьбе с оленями, ни в обществе своих младших сестер, поскольку те были постоянно заняты измышлением новых способов выпускания кишок Уикэму.

Каждый новый день приносил лишь тревоги, но самым тревожным был час, когда приносили почту. Каждое утро писем ожидали с огромнейшим нетерпением. Любые известия, добрые или дурные, можно было узнать только из них, а важных новостей в Лонгборне ждали каждый день.

Но прежде очередной весточки от мистера Гардинера письмо совсем иного рода было прислано их отцу мистером Коллинзом. Джейн, получившая указания читать всю корреспонденцию, адресованную мистеру Беннету, вскрыла его и прочла, а Элизабет, знавшая бесподобный стиль мистера Коллинза, подглядывала через плечо сестры. Вот что там было написано:

Дорогой сэр,

Как духовное лицо и ваш родственник, я почитаю своей обязанностью выразить соболезнования в связи с постигшими вас страданиями, а также известить о горестной утрате, понесенной мною по причине трагического несчастья, приключившегося с вашим дорогим другом и моей возлюбленной супругой Шарлоттой. С прискорбием сообщаю, что она покинула этот мир, каким-то образом заразившись неведомым недугом, — печальное обстоятельство, о котором никто из нас и не догадывался, пока леди Кэтрин милостиво не уведомила меня о нем в самой деликатной манере. Хотелось бы добавить, что ее светлость была столь любезна, что предложила лично произвести обычные в таких случаях декапитацию и сожжение, но я счел своим супружеским долгом исполнить все собственными, хоть и дрожащими руками. Поверьте, дорогой сэр, невзирая на мое сокрушительное горе, я искренне сочувствую вам и вашему почтенному семейству в нынешних невзгодах, которые для вас, должно быть, поистине невыносимы. Смерть вашей дочери в сравнении с этим могла бы показаться благом, равно как декапитация и сожжение возлюбленной жены моей — участь для нее более предпочтительная, чем присоединение к полчищам Люцифера. Вы заслуживаете самого глубокого сожаления, и это мое мнение разделяют леди Кэтрин и ее дочь, которым я поведал о случившемся. Они также согласились со мной относительно того, что позор одной дочери нанесет урон репутации всех ее сестер, ибо кто, как справедливо подметила леди Кэтрин, захочет породниться с подобной семьей? Это замечание заставляет меня еще с большим удовлетворением вспомнить о предложении, которое я сделал Элизабеуп в прошлом ноябре. Будь ее ответ иным, я теперь оказался бы причастен к вашему бесчестию, в то время как нынче принужден испытывать всего лишь глубокую печаль. Примите же мой совет, дражайший сэр, и отриньте навсегда неблагодарное дитя, оставьте ее пожинать плоды собственного чудовищного деяния.

И в заключение позвольте поздравить вас с тем, что после вашей смерти я не стану посягать на Лонгборн, поскольку уже буду мертв к тому времени, когда вы получите это письмо. Я повешусь на ветвях любимого дерева Шарлотты, в саду, за которым ее светлость нам столь великодушно поручила ухаживать.

Остаюсь, искренне ваш, и прочая, и прочая

Мистер Гардинер вновь написал им лишь тогда, когда получил известия от полковника Форстера, и письмо его не содержало ничего утешительного. Никто не знал, поддерживал ли Уикэм отношения с кем-либо из своих родственников, и было точно известно, что из ближайшей его родни в живых не осталось никого. В былые времена он имел множество знакомых, но, поступив в полк, как будто бы перестал близко с ними общаться. Поэтому им не удалось найти никого, кто мог бы сообщить о нем хоть какие-нибудь сведения.

Кроме того, что Уикэм был вынужден скрываться от родителей Лидии, к столь основательной секретности его побуждало еще и плачевное финансовое состояние. Обнаружилось, что он бежал, наделав множество карточных долгов и незаконнорожденных детей. Полковник Форстер полагал, что потребуется более тысячи фунтов, чтобы покрыть все его долги в Брайтоне, и еще тысяча, чтобы прикрыть позор обесчещенных им девиц. Мистер Гардинер не стал утаивать этих подробностей от своих родственников в Лонгборне. Прочтя письмо, Джейн ужаснулась: