«Одни построили торговый центр без соблюдения противопожарных норм. Другие забили болт на сигнализацию. Третьи брали бабло и закрывали глаза на недочёты. Четвёртые наплевали на пожарные выходы. Пятые заперли детей в кинотеатре и ушли за покупками. Шестые сбежали и даже не попытались спасти. Седьмые, хороня своих сгоревших детей, дают подписки, покорно отдают телефоны и боятся называть свои имена.

Вот я не могу в принципе представить, чтобы меня можно было заставить замолчать в подобной ситуации.

Знаете, в чём дело? Дело в том, что Путин здесь совершенно ни при чём.

Это ваш великодуховный лишнехромосомный народ убил этих детей. А совсем не Путин.

Инфантилизм, идиотия и неспособность выстроить логические связки подавляющего большинства населения этой территории и убили этих детей».

И на следующий день:

«Дорогие мои либеральные соотечественники. Все, кто мне пишет сейчас слова укора. Призывает “опомниться”, говорит, что им за меня стыдно, и прочую высокоморальную херню.

Поймите, пожалуйста, одну простую вещь.

Если единственный способ заставить вашу имперскую вату задуматься о ценности человеческой жизни – это пожары и смерти, то – гори, гори ясно.

Если единственные моменты, когда ваши великодуховные соотечественники перестают лезть ко всем соседям по периметру со своими, сука, флагами, медведями, балалайками, танками и градами, это те моменты, когда они, воя и ломая ногти, хоронят своих близких, – то пусть у вас горит в каждом городе каждый божий день.

Если от убийств других людей ваших имперских имбецилов останавливают только собственные трагедии и если доходит только так, значит, пусть будет так…»

Подписчиков в «Фейсбуке» становилось всё больше, лайки давно перевалили за две тысячи, деньги на счета капали чаще и обильнее. Но больше стало и угроз. И однажды, в конце апреля восемнадцатого, к Антону пришли.

Он тогда уже довольно давно работал на одном бывшем крымском, а теперь киевском телеканале. Вёл передачу о происходящем в России… Пришли двое, под конец эфира, отвели в кабинет шеф-редактора.

Позже Антон пытался вспомнить, что чувствовал, когда шёл за крупным, широкогрудым мужчиной в пиджаке, плохо скрывавшем бугры мышц, а за спиной чувствовал близость такого же. Шёл как под конвоем…

Мелькнула мысль: сдают. Нашли выгодный вариант и сейчас отправят его, Антона, в Россию, а взамен получат кого-нибудь важного для себя оттуда. И стало обидно. Ну и страшно, конечно.

Но быстро понял нелепость такой версии. Не сдадут его. Он слишком известен теперь, популярен, нужен. Мало кто даже среди местных так смело говорит о российской власти… Ради чего-то другого пришли.

Может, задание? Реальное, настоящее. Пусть бы дали гражданство и отправили на передовую. Тем более что его когда-то приятель и соратник, а теперь враг Трофим Гущин взял в руки оружие: стал политруком в батальоне ДНР. Что уж ему, в своё время повоевавшему, торчать в Киеве… Идти так идти, до конца. Жалко, маму там заклюют. Надо её вывозить.

Мужчины, этакие киношные люди в чёрном, сели за стол. Жестом пригласили сесть и Антона. Возраст примерно его – слегка за сорок.

– Василий, – представился один.

– Пётр, – другой.

«Не Петро», – с тревогой и странным любопытством отметил Антон и тоже назвался. По имени.

– Антон Аркадьевич Дяденко, – многозначительно уточнил Пётр.

– Да, так…

– Антон Аркадьевич, – заговорил Василий, – мы будем с вами предельно откровенны, так как речь идёт о вашей жизни. Всё очень серьёзно – на вас готовят покушение.

Антон, видимо, рефлекторно усмехнулся, так как Василий неодобрительно покачал головой:

– Прошу поверить. Это не шутки. Убит журналист Шеремет, убит Денис Воронёнков, бывший депутат российской Государственной Думы. Оба граждане России. Оба здесь, в Киеве. Россия кричит, что украинские структуры не могут обеспечить безопасность. Что мы непрофессионалы. Но известно, как трудно предупредить заказное убийство. В случае с вами нам повезло.

От этого «повезло» лицо Антона опять дрогнуло; Василий и Пётр поморщились, как морщатся серьёзные люди, когда им не верят.

– Да, Антон Аркадьевич, именно так: повезло. На нас вышел исполнитель вашего убийства, – такая формулировка была явно умышленна, – и предупредил. Уже почти месяц мы ведём это дело, и вот пришло время сообщить вам.

– То есть, – перебил Антон, – погодите, я что-то не догоняю… Уже месяц ведётся подготовка покушения на меня? И вы только сейчас…

– Нет-нет, никакой подготовки на самом деле нет. Киллер делает вид, что готовится, а мы собираем материал на организатора и пытаемся выйти на заказчика.

– А если организатор или заказчик наймёт другого киллера? Этот, типа, тянет.

Тревога и любопытство исчезли, их сменило негодование, но такое, не совсем настоящее. Антон словно бы находился внутри американского фильма. Он знал, как себя вести, что говорить. Где-то он видел такие сцены…

– Если тянуть, это может произойти, – ровным голосом ответил Василий. – Поэтому мы и решили провести операцию.

– В смысле?

– Мы решили инсценировать ваше убийство и при расчёте киллера с организатором взять последнего. Может быть, удастся перехватить сообщение организатора заказчикам. Организатор у нас под колпаком, но стопроцентного повода взять его нет.

– Мы действуем в правовом поле, – добавил Пётр.

Люди в чёрном замолчали, давая Антону время сообразить, как и что.

Тишина длилась минуты две. Тягостные две минуты. А может, больше.

– Скажите, – спросил Василий, – по какому паспорту вы въезжали в Украину?

– По заграну, конечно.

– Ясно. Тогда вот, минуточку, – он со вздохом поднял прислонённую к ножке стула сумку, достал из неё папку, а из папки лист бумаги в файле. – Вот что нам передал киллер. – Положил на стол.

Это было увеличенное фото Антона из российского паспорта.

– Таких фотографий две, – продолжал Василий. – Одна в вашем паспорте, другая – в московском, как мы понимаем, паспортном столе. Теперь УФМС. На этой фотографии нет следов орнамента, который проходит вот тут по краю. Значит, она не из паспорта. Орнамент могли отрезать при увеличении, хотя вряд ли – размер соответствует положенному. Так что наверняка фотография взята из российского государственного учреждения. Это очень серьёзно, Антон Аркадьевич.

Да, именно фото убедило Антона, что это действительно серьёзно. Не игра, не какая-то странная разводка.

– И что, – спросил, – я должен как бы погибнуть, а потом воскреснуть?

– Именно так.

– На сколько?

– Погибнуть? Примерно часов на двенадцать. Мы считаем, что этого будет достаточно, чтобы организатор вышел на заказчика. Или заказчик сам как-нибудь проявился.