Ведущим был их товарищ, тоже писатель, тоже автор того знаменитого журнала, тоже оппозиционер, в прошлом непримиримый, а теперь умеренный, Андрей Шурандин.

Антон и Трофим стояли за разными столами-трибунами, друг напротив друга. Трофим – там, где собрались противники Майдана и последовавших в Украине событий, Антон – вместе с теми, кто если не полностью одобрял их, то уж точно пытался объяснить происходящее у соседей не только как победу бандеровцев.

Антон не высказал тогда всё, что хотелось. Не боялся, нет. Просто какой-то ограничитель ещё стоял внутри, нравственный, что ли, интеллигентский: нужно соблюдать приличия, не стоит называть всё своими словами, это не принято в споре, невежливо оскорблять чувства соперников. Да и некоторый расчёт в сдержанности был: скажешь всё – вырежут, внесут в стоп-лист, а так будешь иметь возможность доносить свои идеи дальше, пусть слегка по-эзопьи.

И Трофим, кажется, сдерживал себя, больше слушал, держа на губах слегка ироничную улыбку, вставлял шутливо-едкие замечания; один раз вступился за него, когда патриот в косоворотке стал тыкать Антону его малороссийской фамилией – «Дяденко», но заступился опять же с улыбочкой, будто разнимал малышей…

Несколько лет назад Антон встретил в интервью его суждения о шукшинских рассказах: они Трофиму не нравились, их героев он называл дураками. Но вот образ Шукшина-актёра, а может, и человека Трофим явно взял на вооружение: эта улыбочка, взгляд, словно смотрит на забавную пакость, язвительные словечки…

Другие участники шоу спорили громко и без тормозов. Временами, как водится на таких программах, диалог превращался в многоголосый собачий лай… За тем же столом-трибуной, что и Антон, находился один из лидеров националистов, примерно их ровесник, безбородый, в очках с тонкой оправой. Он доказывал, что Украина – самостоятельное государство и может выбирать себе каких угодно героев, вплоть до Бандеры и Шухевича. «А что, – отзывался он на гневные крики оппонентов, – у нас в некоторых субъектах не так? А Салават Юлаев и Канзафар Усаев у башкир, Шамиль в Дагестане и Чечне, Субедэй в Туве. Они русских убивали в не меньших объёмах». Через несколько месяцев его арестуют, а потом надолго посадят. Официально – за экономические преступления.

После записи страсти улеглись. Участники молча прошли в комнату, где оставили вещи. Трофим, собравшись первым, коротко попрощался со всеми разом и исчез. Он вообще был быстр и подвижен, перемещался по стране, да и по миру со скоростью ракеты… Антон тоже не стал задерживаться.

В коридоре столкнулся с Трофимом и Андреем Шурандиным.

– Друзья, давайте посидим, – предложил Андрей. – Давно обоих не видел, соскучился.

– У меня есть полтора часа, – быстро ответил Трофим. – Только я, Андрюха, теперь не пью.

– Русский – трезвый? Да и я стараюсь воздерживаться. Но так, чайку. А? Антоша, Трофим…

– Можно, – пожал плечами Антон.

С Андреем они были знакомы больше десяти лет, когда-то побывали вместе на книжной ярмарке во Франкфурте. С Трофимом – ровно десять; Антон публиковал отрывки из его первого романа на своём сайте «Анатомия войны», который, правда, давно забросил.

Сели за угловой столик в ближайшей кафешке. Трофим с Андреем заказали чай, Антон – пиво. Молчали. Трофим что-то читал в телефоне и хмурился, Антон, начиная скучать, но понимая, что посидеть надо, оглядывал пустой в этот дневной час зал, краем глаза отмечал: Андрей смотрит то на него, то на Трофима ожидающе, но сохраняя на губах радостную улыбку.

Тогда решил: Шурандин действительно рад их видеть, он всегда был таким восторженным, с идеей объединить поколение, вот и теперь хочет, чтоб они оба снова стали товарищами. Позже, вспоминая ту встречу, Антон пришёл к мысли, что «посидеть» предложил Трофим. Чтоб услышать от Антона его позицию не под телекамеры и поставить точку в их личных отношениях. Трофиму, как он заметил, нужно было ставить эти точки, делить людей на своих и чужих. Да и не только людей, а целые их группы. Что ж, недаром он из лево-правых – есть и такое движение в политике и мировоззрении… Одна из статей у него называлась прямо и чётко: «Полярные расы». О россиянах, которые не могут найти общий язык, обрести общие ценности. Тех, у кого ценности другие, Гущин считал врагами.

Подали два чайничка, чашки, бокал «Стеллы Артуа».

– Ну как, пишешь что? – резко оторвавшись от телефона, будто проснувшись, спросил Трофим. – Давно не встречал твоих рассказов.

– Рассказы не пишу.

– А что пишешь?

– В соцсетях… фельетоны.

– А, эт я читал, эт читал. – Трофим наполнил свою чашку золотистым чаем.

– Ребята, хоть и в частично безалкогольном режиме, – вступил Андрей, – предлагаю выпить за то, чтобы, несмотря ни на что, мы продолжали поддерживать человеческие отношения.

– Выпить-то можно…

В голосе Трофима нарастали ноты азарта, как перед дракой, и Антон снова подумал про Шукшина, вернее, про его героя из «Калины красной». «Один в один копирует».

– Выпить можно. Да что толку… Зря ты, Тош, такую позицию занял. Обидно. Такой был… – Трофим запнулся, казалось, он ищет подходящее слово, но почему-то Антон был уверен, что пауза искусственная, слово давно найдено. – Такой был боец. Я б с тобой тогда, в двенадцатом, пошёл бы в разведку. Сейчас бы – крепко подумал. Подозрение есть, что… извини, если ошибаюсь… Подозрение, что вполне можешь нож в спину сунуть.

Откровенно говорить тяжело. Можно часами гнать пургу без всяких усилий, а вот откровенно и нескольких фраз не свяжешь. Как и писать. То же самое. Поэтому никакого раздражения или обиды от этих слов Антон не почувствовал. Наоборот, нечто вроде благодарности: Трофим приоткрыл карты.

– Я обычно в грудь бью, а не в спину, – ответил, но без угрозы и наезда. – Тебя бы не стал.

– Спасибо… Не исключено, правда, что скоро захочешь. Или я захочу. Если начнём расходиться всерьёз. Дело-то серьёзное. Ты ведь это понимаешь: бывают вещи, которые дороже жизни.

– Это ты про Украину?

– Ну, грубо говоря – да. Про Крым, Донецк, Луганск. Мы их теперь не отдадим. Ни за какую цену.

Антон пожал плечами, отпил пива, твёрдо поставил кружку на картонную подставку. Пришло время говорить ему.

– А тебе не кажется, что это очень похоже на Германию в тридцатые годы? При Гитлере? Часть Чехословакии забрали, потом Австрию, ещё там что-то. А потом, в сорок пятом, пришлось и куски своей территории отдавать. Так и этот наш, с позволения сказать, президент…

– Был Гитлер, а был Сталин, – перебил Трофим, – который забрал часть Финляндии, Западную Белоруссию, Западную Украину. И не отдал… не отдали. И никто особо не возмущается. Всё от народа зависит: если народ крепкий, то и территории будут оставаться, а то и прирастать. При Горбатом с его грёбаной перестройкой загнобили народ, вот и распались. Но теперь мы этого повторить не позволим.

– Кто – мы?