Остро, до рези в груди, захотелось выпить. Не пива, которое он употреблял почти каждый день, а водки. Жахнуть стакан, подождать минуту, и тогда появятся именно те слова, которые нужны, которые убедят маму.

– Я буду с ними бороться, – повторил твёрже. – Они не навсегда. Они кончатся. Или случится революция. Как в Киеве. И мы будем их судить.

– Как в Киеве? – Лицо мамы исказилось ужасом. – Там ведь фашисты!

– Ма-ам-м… Ты веришь зомбоящику? Мам, ну как так! Там нормальные люди. Сейчас у них всё сложно, как после любой революции. Там всё нормально. Нормальней, чем здесь.

Помолчали. Мама, которая всегда была для Антона статной и сильной, вдруг стала маленькой, немощной. Даже на похоронах папы, пять лет назад, она выглядела не такой жалкой…

– Мама, – с трудом сказал Антон, уверившись, что словами здесь мало что сделаешь, – поверь мне, я прав. Плюй им в морды, если они ещё раз посмеют вякнуть.

Через несколько дней он узнал, что против него собираются завести уголовное дело. Подано несколько запросов в прокуратуру по поводу его постов в соцсетях. Теперь был не двенадцатый год с его относительными свободами; Антон для режима давно стал не писателем, а матёрым врагом, и посадка казалась вполне вероятной. Он физически ощущал, как ему на шею готовятся набросить петлю. И решил уехать из России…

Когда пожилые теперь люди говорят, что нынче эмиграции как таковой нет – границы открыты, можно в любой момент вернуться, а вот в наше время, мол, прощались с покидающими страну, словно отправляли на тот свет, не мечтали больше увидеть, друг друга хоронили, – Антон внутренне возмущался: да и сейчас многие уезжают если не навсегда, то очень надолго, пути им сюда, при нынешней власти, нет. Разве что из аэропорта сразу за решётку.

Уезжал с женой и дочкой тихо, не объявляя об этом в «Фейсбуке». Маме сказал, что едут на месяц-полтора в Чехию. Старался, чтоб голос не выдавал его:

– В Карловых Варах подлечимся, там санаторий, потом – в Прагу. Она, я читал, уникальная, как в Средние века попадаешь… Война почти не коснулась. – Хотел добавить, что Прагу спасли солдаты армии Власова, которых потом или расстреляли, или отправили в лагеря, но сдержался. – Надо развеяться, отдохнуть от этой всей возни и грызни. – И намекнул, что, может, потом займётся чем-то другим, не критикой режима.

Мама, как ему казалось, не очень верила, тем более что Антон перевёз к ней со съёмной квартиры ценные вещи, посуду.

– Решили съехать. Что она будет стоять полтора месяца… Да и надоела. Вернёмся – другую найдём.

– Да, да, – кивал мама, сжимая в кулаке свой непременный платочек.

Она попыталась узнать правду у невестки, но Елена держалась молодцом, не выдала.

– Ну а Мариночка-то как будет учиться? – в последний момент встревожилась о внучке. – У неё учебный год.

– Она на домашнем, вы ведь знаете, – спокойно напомнила Елена. – А к концу четверти вернёмся.

– А, да, да…

Вылетели по туристическому шенгену в Чехию, сняли на окраине Праги номер в дешёвой гостинице.

В первую ночь Антон написал в соцсетях:

«Я обязательно вернусь в Москву. Есть у меня там ещё одно дельце. На первом же “Абрамсе“, который будет идти по Тверской, в люке, под флагом НАТО, буду торчать я. А благодарные россияне, забыв про Крым, будут кидать освободителям цветы и, опуская глаза, просить гуманитарной тушёнки. И пинать ногами памятник Путину, говоря, что они не знали и в душе всегда были против.

Запомните этот твит».

На другой день он связался со знакомыми журналистами и объявил, что уехал из России, где его преследуют, угрожают, на него собрались завести новое уголовное дело. Новость эта всколыхнула оппозиционные СМИ, соцсети, но на самое короткое время. Она тут же утонула в бушующем море других новостей. Растворилась.

Начались эмигрантские будни. Будни малоизвестных и никому, по сути, не нужных людей.

Антон подал просьбу о предоставлении ему и его семье политического убежища. Чешские чиновники приняли бумаги вежливо, но без готовности срочно решить вопрос; местные журналисты не шли к нему за интервью, правозащитники не трубили о ещё одной жертве авторитаризма в России, а те, кто уехал раньше Антона, не предлагали помощь.

Почему он выбрал Чехию? Во-первых, давно собирался в ней побывать, а во-вторых, там размещался программный центр радиостанции «Свобода», и вроде бы было логично ему в его положении влиться в её штат. Так поступали многие эмигранты из Советского Союза. От Газданова до Довлатова…

Да, не прощупал почву заранее, не навёл связи, но это служило доказательством, что он попросту бежал, спасаясь от удавки. Его должны бы встречать как героя, а вместо этого он наткнулся на почти полное равнодушие.

Первые недели, впрочем, внешне напоминали отпуск. Прогулки по действительно сказочным улочкам Праги, ужины в ресторанчиках, музеи, выставки, аттракционы… Изматывали частые разговоры по телефону с мамой. Она всё старалась добиться правды:

– Но ведь ты сам написал у себя, что уехал из-за политики. Значит, вы не вернётесь?

– Вернёмся, мам, вернёмся.

– Когда?

– Я уверен, что скоро. Не переживай, у нас всё отлично. А этим плюй в морду.

– Да как же?..

– Просто плюй.

– Легко сказать… Как там Марина, в её возрасте чужая среда, язык… Это же такой удар.

– У Марины всё отлично.

И Антон давал трубку дочке, та щебетала о красоте, зоопарке, танцующем доме. Потом возвращала телефон Антону:

– Бабушка плачет.

– Мам, не плачь. Я вот что думаю: мы как устроимся, заберём тебя оттуда. Здесь чудесно, мам.

– Да как я уеду, ты что!

– Сядешь в самолёт и уедешь. Виза у тебя есть, ещё полтора года.

– Не поеду я никуда!.. Возвращайтесь!..

Антон писал в соцсетях яростные посты; на счета капали деньги. С ними больших проблем не было. Но Прага стала надоедать, у Елены копились дела в Москве, Марина заскучала по подружкам… Антона же изводила та неопределённость, в какой он находился. К тому же срок пребывания в странах шенгена подходил к концу. А превысишь эти несчастные девяносто дней, и могут в будущем въезд закрыть…

О помощи просить было унизительно – Антон чувствовал себя героем, пошедшим против системы без всяких недоговорённостей и компромиссов. Система начала охоту на него, и он отбежал в сторону на то расстояние, где система не сможет его поймать. Нет, сможет, конечно, но не так запросто, как Леонида Развозжаева в домайданном Киеве.

Да, он не просил о помощи, но очень на неё надеялся. Иногда обращался к тем, кто покинул Россию до него или примерно в одно с ним время. Просил совета. Ответы приходили обтекаемые, нейтральные, по сути бесполезные: заключить контракт с каким-нибудь университетом, читать лекции, придумать проект и подать заявку на грант.