Очень рад, что не ошибся в годе пребывания Пушкина в Крыму…

«Айвазовский носил бакенбарды, чтобы быть похожим на Пушкина?

Нет. Во всяком случае, сам художник в этом никогда не признавался, да и мода такая была. Но современники находили, что Айвазовский похож на Пушкина! Вяземский писал Погодину перед визитом Айвазовского в Москву: “Знаменитый наш живописец Айвазовский желает с Вами познакомиться. Кроме отличного таланта, имеет ещё одно особенное достоинство: напоминает наружностью своею нашего А. С. Пушкина. Угостите его в Москве и за талант и за сходство…“»

Да, реально похож.

Стук в дверь. Входит жена:

– Любимый, пойдём смотреть? А то меня уже рубить начинает. Засыпаю реально.

Проколола резкая и острая досада. Прошила мозг, длинной иглой-спицей вошла в грудь. Я даже испугался за сердце.

Досада не на жену скорее, а на то, что вот день-то действительно кончился. Кончился, пора спать, а сделано… Ничего, по сути, не сделано. Да просто ничего, без всякого лукавого «по сути».

– Да, любимая. Три минуты. Можно?

– Угу… Я жду в кроватке.

Вместо того чтобы открывать тетрадь, скольжу по строкам на экране ноута. Дочитать-то надо.

«Всех Пушкиных на картинах Айвазовского написал Репин?

Нет. Только на одной. Айвазовский изобразил, как сошлись волна и камень, а Репин – самого поэта. В свойственной ему уничижительной манере о своём участии в создании картины “Прощание Пушкина с морем“ Репин отзывался так: “Дивное море написал Айвазовский… И я удостоился намалевать там фигурку“. Инициатива написать картину в четыре руки принадлежала Айвазовскому.

А вот собственно портрет Пушкина Репину не дался. Вот что рассказывает об этом в своих воспоминаниях Корней Чуковский:

– …Необходимо напомнить, что я познакомился с ним (Репиным. – Ред.) лишь за двадцать пять лет до его смерти, когда талант его был на ущербе. Но воля к творчеству осталась в нём та же».

Взгляд отскакивает как обожжённый вспышкой. Смотрю в стену перед собой, промаргиваюсь. Вот те слова, которые словно искал весь этот день. Страшные слова, но как точно составленные: «Талант его был на ущербе».

Талант его был на ущербе…

Не закрывая окна, закладки, опускаю крышку ноута. Встаю, выключаю настольную лампу, рысцой бегу на лоджию.

– Не торопись, – слыша мои шажки, говорит жена.

Я не отзываюсь. Прикрываю дверь, закуриваю.

Ночной ветерок приятно обдувает лицо. Моргаю и чувствую, как устали глаза. Если их зажмурить, а через несколько секунд открыть, то кажется, что ослеп. Ничего не различаю. Потом зрение возвращается. Огни, силуэты зданий, деревьев, чёрные пятна на тёмном небе – облака…

Надо снова таблетки с черникой пить. Может, капли купить какие. У жены лучше не спрашивать – станет волноваться… Да, надо помочь глазам. А то…

Талант его был на ущербе, но… Как там дальше? Но творить он стремился по-прежнему… Нет, по-другому. Не так…

Главное-то не это, а: познакомился за двадцать пять лет до смерти, а талант его был на ущербе… За двадцать пять лет до смерти талант уже был на ущербе…

Тушу окурок. Не тушу, а зло давлю в пепельнице. Накурил мало, не стоит тратить пакетик. Пусть лежат…

Иду в туалет. По пути говорю, стараясь сделать голос бодрым:

– Любимая, я зубы почистить – и к тебе.

– Да. Я уже загрузила серию.

– Я быстро.

После умывания вспоминаю, что не приготовил воду на ночь. Заворачиваю на кухню, наполняю кружку водой из кувшина-фильтра. Ставлю на прикроватную тумбочку рядом с новой книгой Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад».

Ложусь. Целую жену. Она кладёт на мои колени свой ноутбук. Нажимает «плей».

Долгие титры. Музыка, сильная, но уже приевшаяся, спецэффекты, давно надоевшие…

Кошусь на книгу. Прочёл половину и остановился. Не то чтобы не пошло, а как-то… То фильмы перед сном, то выпивший, то просто устанешь непонятно из-за чего… Но в конец заглянул. Там числа стоят, когда начал, когда окончил. Если верить им, писал всего месяц. Большую книгу писал всего месяц. Значит, пёрло. Не мог не писать. А я, получается, могу…

– Ты смотришь? – что-то наверняка чувствует жена.

– Конечно. И очень внимательно.

Прошлая серия была посвящена битве с белыми ходоками. Зрелищно, но как-то не трогающе душу. Может, потому, что знаешь: прототипов у всех этих персонажей не было. Зрелищная сказка.

А теперь они пируют. Одичалый с рыжей бородой подкатывает к бабище-рыцарю, но она не хочет, и одичалого уводит молоденькая брюнетка. Ничего такая.

Персонажи пьют вино, много говорят, непонятно шутят.

– Как поработала? – спрашиваю жену.

– Так, если честно. – Кажется, ей теперь тоже не очень хочется смотреть. – Целый день в инете залипала.

– Да?.. И я… В каком-то, в натуре, залипе последнее время.

Блондинка Дейнерис требует вести войска в Королевскую Гавань. Ей нужно убить Серсею и сесть на железный трон. Её просят дать войскам отдых…

Не могу сосредоточиться – мысль крутится вокруг этого залипа. С каждым витком нарастает тревога.

– А что, если нас сглазили?

– В плане?

– Ну, что мы с тобой такие писучие, успешные. И вот кто-то так крепко позавидовал и сглазил. Или специально.

Жена усмехается:

– Сглазить можно только того, кто этого боится.

– Да?.. Нет, любого можно… А ты не боишься, что в любой момент ниточка оборвётся? Ну, та, на которой держится способность писать, талант, удача. И больше – ни страницы настоящей…

Она не отвечает. Наверно, мой вопрос показался ей слишком наивным. Вспоминаю слова из её давнего интервью – прочитал года четыре назад, когда только познакомились. Хотел узнать, что это за дерзкая девчуля, которую все называют потрясающим драматургом, залез в интернет. Наткнулся на интервью, где было примерно такое: на вопрос журналистки, важно ли в её деле вдохновение, моя будущая жена ответила: «Какое ещё вдохновение?! Садись и пиши!»

– Боюсь, – говорит она сейчас. – Очень боюсь.

Страха в голосе нет, но и иронии тоже.

– Ну вот… Слушай, может, рассказ написать о человеке, который всё время читает всякую муть, смотрит ролики. Мучается, а отлипнуть не может… А? И назвать – «В залипе».

– Как? «В залипе»? Достанется тебе за такое название. Сразу переиначат.

– Во что?

– Догадайся.

– В залупе? Ну и по хрен. Хотя, наверно, это и правильно. Есть высший смысл… Бывает состояние – в шоколаде, бывает – в жопе. А теперь будет – в залипе. Может, этим и останусь в русской литературе. Или психиатрии.