– Ты пил ее кровь. Ты владеешь Огненным даром, и ты пил еекровь. А то, что она сделала сейчас, стало ответом на твои молитвы.

– Скажи, – попросил я, – почему ты предложила себяв жертву? Зачем ты все это говорила? Ты произносила перед ней подобные речи вЕгипте?

– Никогда, – с жаром зашептала она. – Я забыла,какие они красивые. Забыла, что они существуют вне времени. Забыла безмолвие,что окутывает их густой пеленой.

Эвдоксия повернулась и посмотрела на меня. Потом медленноогляделась вокруг. В глазах ее не было жизни, и я почувствовал, как она голоднаи слаба.

– Да, – вздохнула она. – Пришли ко мне рабов.Пусть пойдут и приведут мне жертву – побыв в роли жертвы сама, я совсемлишилась сил.

Я вышел во внутренний дворик и передал ее изысканной свитеприказ пройти к хозяйке. Пусть она сама раздает им столь малоприятныераспоряжения.

Когда мальчики отправились выполнять свое омерзительноезадание, я вернулся к Эвдоксии. Она уже сидела, но лицо оставалось искаженным,а руки дрожали.

– Наверное, лучше было мне умереть, – сказалаона. – Наверное, это судьба.

– Какая судьба? – презрительно отозвался я. –Судьба предписывает нам жить бок о бок в Константинополе, тебе – с твоимиспутниками, мне – с моими. Время от времени мы будем встречаться и приятнопроводить время. Вот наша судьба.

Она задумчиво посмотрела на меня, словно сосредоточенновзвешивала каждое слово – настолько, насколько хватало сил после сцены всвятилище.

– Доверься мне, – взмолился я с тихим отчаянием. –Доверься, хоть ненадолго. А когда придет время, мы расстанемся друзьями.

– Как древние греки? – улыбнулась она.

– Стоит ли забывать о воспитании? – спросил я. –Отточенное до блеска, оно подобно искусству, что окружает нас, стихам, чтоприносят нам радость, волнующим героическим сказаниям, что отвлекают нас отжестокости времен.

– О воспитании... – задумчиво повторила она. – Нуи странное же ты существо.

Друг она мне или враг? Я терялся в догадках.

Неожиданно на пороге дома возникли юные рабы, притащившиежертву – богатый торговец, трепеща от ужаса, оглядывал нас налитыми кровьюглазами. Он предложил нам деньги в обмен на жизнь.

Я хотел положить конец чудовищному злодеянию. Неужели япозволю убить жертву под моей собственной крышей? Неужели же я в своем доме несжалюсь над тем, кто молит о пощаде?

Но за какие-то секунды торговца бросили на колени передЭвдоксией, и та, не обращая внимания на мое присутствие, самозабвенно впиласьзубами в его шею. Я развернулся на каблуках и вышел из библиотеки.

Вернулся я лишь после того, как из библиотеки убрали богаторазодетый труп. Я до такой степени устал, что мысли путались, а в душешевелился ужас.

Напившись крови несчастного, Эвдоксия пришла в себя ивыглядела теперь намного лучше. Она внимательно посмотрела на меня.

Я сел, не видя смысла выражать негодование по отношению ктому, что, так или иначе, завершилось, и погрузился в раздумья.

– Мы сможем быть соседями? – спокойно спросил я. –Сможем сохранить мир?

– У меня нет ответов на твои вопросы. Пора идти. Поговоримпозже, – сказала она.

От ее голоса и взгляда мне сделалось не по себе. Всопровождении юных вампиров Эвдоксия покинула мой дом. Я попросил гостей выйтичерез заднюю дверь.

Утомленный событиями ночи, я остался сидеть, размышляя,изменится ли как-то поведение Акаши, после того как она пошевелилась, чтобывыпить кровь Эвдоксии.

Конечно не изменится. Мысленно я вернулся к самым первымгодам, проведенным с Матерью и Отцом, когда я пребывал в уверенности, что смогувернуть их к жизни. И вот она ожила – да, ожила, но каким жутким было выражениеее гладкого невинного лица, еще более безжизненного, чем лица покойников.

Меня охватило предчувствие страшной беды, а нежная силаЭвдоксии казалась мне одновременно и чудом, и проклятием.

В ходе размышлений я познал ужасное искушение, чудовищнуюбунтарскую мысль. Почему я не отдал Эвдоксии Отца и Мать? Я же мог избавитьсяот них, сбросить с себя бремя, которое нес с первых шагов бессмертной жизни?Почему я отказался?

А все было так просто! У меня был шанс обрести свободу.

И, распознав в глубинах души греховное желание, увидев, каконо распаляется, словно раздуваемый мехами огонь, я осознал, что долгиминочами, проведенными в море на пути в Константинополь, я втайне жаждалкораблекрушения, чтобы мы утонули, а Те, Кого Следует Оберегать, безвозвратноопустились на дно океана. Я в любом случае выжил бы. Но они навсегда осталисьбы погребенными под толщей воды. Разве не о том говорил когда-то Старейший,осыпая их проклятиями? Разве не сетовал он на себя за то, что не решилсяутопить Мать и Отца в море?

Нет, я не имею права даже думать об этом. Разве я не любилАкашу? Разве не поклялся служить ей?

Меня снедали ненависть к себе и страх, что царица узнает моюжалкую тайну: желание избавиться от нее, желание избавиться от всех – отАвикуса, Маэла и в первую очередь от Эвдоксии, желание – впервые посетившееменя в ту ночь – превратиться в странника-одиночку, забыть свое имя, своюстрану, свой путь, остаться наедине с собой.

Страшные мысли. Они отделяли меня от всего, что было мнедорого. Я запретил себе возвращаться к ним.

Но не успел я прийти в чувство, как в библиотеку вбежалиМаэл и Авикус. С улицы доносился тревожный шум.

– Слышишь?!! – словно обезумев, вскричал Авикус.

– О боги, – отозвался я, – о чем кричат эти людина улице?

Я понял, что горожане кипят от возмущения, а кое-кто стучитв наши двери и окна. В стены летели камни. Деревянные ставни еле держались впетлях.

– Что происходит? В чем причина? – испуганно спрашивалМаэл.

– Тише! – Я прислушался. – Они говорят, что мызаманили в дом богатого торговца, убили его и выбросили тело гнить на улице!Проклятая Эвдоксия! Вот что она наделала! Это же она убила торговца и натравилана нас толпу. Мы должны немедленно укрыться в святилище.

Я провел их вниз, отпер тяжелую дверь, и мы пошли покоридору, прекрасно сознавая, что теперь находимся в безопасности, но домотстоять не сможем.

Нам оставалось только беспомощно слушать, как черньврывается в здание и разрушает наше жилище, уничтожает мою новую библиотеку ивсе ценные вещи. Не нужно было обладать слухом вампира, чтобы понять: ониподожгли дом.