раз прошу тебя помочь с вывозом ребенка. Если нет, то, пожалуйста, уйди.

— Дай мне шанс… — и добавил: — Я же дал шанс твой Америке.

— Спасибо за гринку, — кивнула я и сглотнула, почувствовав нестерпимое жжение во рту. — Забыла тебя поблагодарить. Теперь твоя душенька довольна? Теперь ты можешь уйти или помочь, на твой выбор.

— Дай мне шанс, — повторил Андрей медленнее. — Поставь срок: год, два… Я не знаю вообще, сколько мне отмерено… Хочешь, продам бизнес к черту, поеду с тобой в Америку? Мне без разницы.

— Плохо, когда без разницы, — продолжала я держать контакт глазами. — Мне вот тоже без разницы, что ты будешь делать год, два и все то время, которое тебе там кукушка накукушит… Почему я должна слышать твои просьбы, когда ты игнорируешь мои?

— Про ребенка?

— Да, и про него тоже. Давай мне развод или… Прописывай меня и бери ребенка.

— Всех троих?

— У тебя в машине бутылка вина, говоришь? — сказала я, почти перебив, точно театральную затрещину дала.

Или наоборот получила. Тут уж с какой стороны на наш трагикомичный диалог смотреть. Или даже монолог. Два, два самостоятельных произведения, две отдельно прожитые жизни. Две жизненные линии, точно потрепанные шнурки. И даже не в стакане. Родители дома — кто еще помнит такое выражение из нашей юности? Мы не использовали его. Родителей, как таковых, не было у обоих, вот и не стали мы “родителями дома”, шнурками в стакане… Встретились в чужом доме, как чужие. Абсолютно.

— Без полбанки не разберешься… — добавила, встретив в ответ молчание.

— Ты же не пьешь французское? — улыбнулся Андрей.

— Бордо? Только от него крышу сносит вечером, а на утро башка трещит.

— Дешевое берешь, значит.

— От твоего крышу не снесет?

— А хочется?

— Вот что сидишь? Говорю же, принеси вина! — уже смеялась я.

— Я не мальчик, чтобы попасться на твою уловку. Такую простую. Я же сказал — не уйду.

Еще и в воздухе указательным пальцем вывел каждую букву своей фразы, повторяя ее губами, точно под фонеру. Хотелось указать, куда ему идти, хотя бы пальцем — но вместо этого я повторила просьбу:

— Принеси вина. Я уже четвертый день не пью. Самолетный вариант как-то совсем не зашел. Обещаю, дверь не закрою…

Моим обещаниям не поверили — не встали. Даже наоборот: взял и вцепился в стол железной хваткой — пальцы у него не дрожали, это у меня дергалось веко.

— Андрей, зачем ты все усложняешь?

— Ты про вино?

Не хмыкнул, серьезно так спросил, точно вопрос по бизнесу задавал. Так и есть — бизнес, ничего личного.

— Про ребенка. Ты ведь взрослый, ты ведь понимаешь, что нет ничего ценнее жизни ребенка. Понимаешь? Моя подруга — единственный шанс для этой девочки выжить. Ну какое право ты имеешь ей его не дать?

— А брат и сестра вашей девочки не в счет? Какой у них шанс найти семью? Чуть больше нуля? Особенно у мальчика. Почему о них ты не думаешь? Или твоя жалость — избирательна? Или в своей жалости ты способна быть только посредником, но никак не исполнителем? Я предложил тебе взять детей. Что ж ты такая жестокая? Комфорт дороже, так?

— Двойные стандарты у тебя. А дальше твои проблемы — забыл свои слова?

— Так ты же лучше меня. Ты каждым словом пытаешься это доказать. Ну так — будь лучше меня и дальше. Я дам тебе денег, а ты возьмешь няню, о которой мечтала. Тебе, кроме паспорта, чтобы спасти этих детей, ничего не надо.

— И кольца на палец, да? А к кольцу тебя в придачу? И все это на трезвую голову? Неси вино, говорю. Глухой? Совсем глухой?

— Я не юродствую. Я тебе серьезно говорю — бери детей, спасай мир. Мне их взять не с кем, у меня никого нет.

— А если это твоя дочь, ну если подумать? Почему у тебя ничего не екает?

— Не знаю, — теперь Андрей сцепил руки перед собой. — Перегорело что-то. Предохранитель, а таких больше не производят, заменить нечем и некем. Мне было безумно обидно потерять сына, но я проглотил обиду, не подавился. Но решил — больше никогда: ни детей, ни жен.

— Так почему не позвонил? — теперь и я сцепила руки перед собой.

— Один раз в году встреча? Только рану бередить, не думала? Или ты про деньги? Я примерно представлял уровень твоей зарплаты и его… Что, мне к вам с деньгами лезть? Ты бы меня послала — я тебя знаю. Но сейчас верну долг. Леше не нужно, говоришь, так бери на других детей.

— Индульгенцию покупаешь? — повторила я в который раз одну и ту же мысль.

— Нет… Мы тут сидим, перекидываем детские судьбу, точно мячик. По идее с нашим доходом, мы десять детей могли бы взять — всяко лучшее будущее им обеспечили бы, чем может дать детдом. Но ты не спасешь никого, потому что в этом уравнении есть я — а тебе комфорт дороже. Ты мне тогда Тургенева в пример ставила? Про холодные простыни что-то: типа любовь любовью, а спокойствие дороже. Вот что тебе дороже сейчас: жизни троих брошенных детей или поход с бывшим в Венскую оперу? Ну и кто ты после этого? — добавил тут же, не оставив мне паузы для возможного ответа.

— Всех не спасешь, — повторила я слова Веры. — Еще нарожают.

— Тогда зачем ты подарки покупала? Зачем все это? Любовь за деньги не купишь. Уж я точно это знаю.

— А сейчас за что ты ее покупаешь? — чуть ли не выплюнула я,

Пусть до него и не долетело, но на губах точно проступила пена.

— Не покупаю. Я не жду от тебя любови. Никакой. Ее и не было с твоей стороны изначально. Была бы, ты не вышла бы снова замуж меньше чем за год…

— За два…

Но Андрей будто не слышал меня:

— Я ищу компанию, — говорил, точно робот. — У меня другого шанса не сдохнуть в одиночестве не будет. Я не имею права заводить сейчас ни с кем семью. Тем более — детей.

— Ты говоришь как раз про детей, — поджала я губы.

— Про уже существующих. Ты обеспечишь их школой и путевкой в жизнь на мои деньги и без меня. У тебя получится. Большой опыт.

— Пытаешься на совесть давить? На чужую. Своей, должно быть, не осталось. А ведь была, Андрей, была. Списывать тебе с меня было стыдно.

— Думаешь?

— Я уже не знаю, что думать. Принеси вина. Пожалуйста.

Глава 23. Открытая дверь

— Пожалуйста, не закрывай