Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя чудовищное чутье. А он тебя очарует по самые уши.
– О, я надеюсь!
Шлепаю его и снимаю трубку.
Едим у Адама. Приходим, наливает нам вина, садимся на стулья, Адам помешивает на плите густое ризотто. Быстро соображает, что Оскар – это Оскар Колтон.
Бросает перемешивать.
– Бляха-муха. Я огромный поклонник ваших работ, – говорит он исповедально, словно это весомее, раз это от него, а не от обычного поклонника.
Оскар одаряет его своим благодарно-смиренным кивком.
Калеб поднимает бокал.
– За подмышку Кейси, благодаря которой мы здесь все вместе.
Оскар недоумевает.
– Я думала, что у меня шишка. Но там ничего, – говорю.
Чувствую, что Калеб смотрит на меня.
– Почему ты утаила этот романчик? – спрашивает Адам, рисуя пальцем круги в воздухе между мной и Оскаром.
– Ничего я не таила. Калеб знал.
– Калеб не читает.
– Я читаю твои письма, – говорит Калеб. – Он пишет длинные роскошные письма.
– И никогда не отвечаешь.
– Я звоню. Я виртуозен по телефону. – Чуточку улыбается так, что Адам от этой улыбки отворачивается.
Адам еще несколько раз помешивает в большой кастрюле и раскладывает ризотто по тарелкам. Несем наши порции к столу. Выбираю стул рядом с Оскаром, но он показывает мне на стул напротив, рядом с Адамом.
– Парочки порознь, – говорит Оскар, будто вдовствующая аристократка из другого века.
Калеб садится на мое место, я обхожу стол и сажусь рядом с Адамом. Оскар с Калебом заводят разговор. Адам подается ко мне и рассказывает о кое-каких жульнических предложениях по его недвижимости. Говорит, что мне пока волноваться не о чем.
– Кейс, – Калеб постукивает вилкой по моей тарелке, – ты не рассказывала ему, что наш отец был любопытной барбарой? – Наш отец – тусовочная потешка для Калеба. У него целый спектакль шуток заготовлен.
Закрываю эту тему одним взглядом, и Калеб принимается вытрясать из Оскара душу насчет “Гром-шоссе”. В какое время и где происходит действие, кто главный герой, с чьей точки зрения все излагается? О моем романе он таких вопросов не задавал никогда. Я и не догадывалась, что он разбирается в главных героях и точках зрения. Адам спрашивает Оскара, где он был, когда все это пришло к нему. Можно подумать, целый роман является тебе единым ударом молнии, а не годами постоянной сосредоточенности.
– Я ехал домой от зубного, – отвечает Оскар. – И увидел все разом.
Господи.
– Волшебно, – говорит Адам. – От зубного, подумать только.
Оскар пожимает плачами. Поди знай. Гений отыщет тебя, где бы ты ни был. Рассказывает о новом романе, над которым сейчас работает, и о том, что к сроку по договору точно не успеет, работа займет куда больше времени, чем он предполагал.
– Ну, – говорю я, – на мой взгляд, это невероятно – тебе, по твоему мнению, есть что сказать.
Все смотрят на меня с некоторой тревогой. Я не хотела, чтобы в этом прозвучало столько гнева. Толкаю локтем Адама.
– Помнишь? Ты мне это сказал. На подъездной аллее.
Качает головой.
– С чего бы мне говорить что-то подобное?
За десертом Оскар встает в уборную. Слегка припадает на одну ногу первые несколько шагов по комнате. Больное колено. Никогда не замечала.
– Поедете завтра с нами? – спрашивает его Калеб, когда он возвращается.
– Куда?
– Мы собираемся развеять прах моей матери, – говорю. Выходит медленно, будто мой рот отказывается лепить слова. – На пляже.
Оскар, не глядя на меня, качает головой.
– У Джеспера детский бейсбол, а Джон идет на день рождения, не могу сдвинуть. – Поднимает бокал. – Хорошее “Сансер”, Адам. Где вы его нашли?
На выходе Калеб обнимает Оскара, а Адам подает руку и говорит, что им надо как-нибудь сыграть в сквош. На улице Оскар берет меня за руку и смеется. У него хорошее настроение. Он их покорил. Он всегда покоряет людей. И ему это всегда предстоит.
Целует меня на клочке света под окнами гостиной.
– Я и не сознавал, что ты в твоей семье Джеспер. – Поцелуй. – Обаятельная проказница. – Поцелуй. Поцелуй. – Малютка-заводила. – Меленькие поцелуи, прореженные разговором. От этого пламя не разгорается.
– По-моему, нам не надо больше.
– Больше чего?
– Встречаться.
Смеется, подтягивает меня к себе.
– Ты о чем?
Как правило, мне не приходится ни с кем рвать. Обычно это делают за меня – или я уезжаю из штата или страны. Нечасто приходится проговаривать вслух.
– Слушай, Кейс. – Он никогда меня так не называл, пока не начал сегодня посреди ужина повторять за Калебом. Шагает вместе со мной прочь от света из окна, больше не хочет, чтобы нас видели. – Я понимаю, ты напугана. Это пугает. Но я люблю тебя, и нам вместе хорошо. Мне так хорошо, когда я с тобой. Боже, да я нравлюсь себе, когда я с тобой.
– Не уверена, что ты влюблен в меня, Оскар. Ты влюблен в себя.
– Есть кто-то еще? – спрашивает. Вижу, ему это не кажется возможным.
– Похоже на то.
– Это он? – Показывает на окно.
– Адам? – Тут понимаю, что он шутит.
– Кто он?
– Неважно кто.
– Важно. Я его знаю?
– Нет. – Но врушка из меня ужасная. Выкладываю ему.
– Тот парнишка с моего семинара? Ему сколько? Пятнадцать?
– Он моего возраста.
– Твоего возраста? Может, и твоего, но он не из той же Солнечной системы, Кейси. Этот парень живет на Юпитере.
О том, что Юпитер вообще-то в нашей Солнечной системе, я не заикаюсь.
Говорит еще несколько оскорбительных фраз о Сайлэсе и его письме, затем еще раз пытается внушить мне, почему нам надо быть вместе, но уже не так убежденно. Начинает доходить.
– Что ж, – говорит, вытаскивая из кармана ключи. – Может, все же успею к сроку. – Целует еще разок, на прощанье. – Может, юнее губ я уже никогда не поцелую.
Забываю, чтоґ обнаруживается после того, как расстаешься с кем-нибудь.
– Сомневаюсь, – говорю.
Обнадеженно хихикает и уходит по аллее к своей машине.