— Вам незачем видеть его. И потом, это реанимация, место специфическое. Нет-нет, даже не просите.

Мне не осталось ничего, кроме как согласиться. Я попрощалась и вышла из кабинета. Раздумывая, говорить ли Климу об этом визите и посвящать ли его в планы по реабилитации Мельникова, я не заметила, как вышла в больничный двор и пошла к парковке. Машинально выискивая взглядом машину, я вдруг почувствовала, как в бок мне уперлось что-то острое, а низкий мужской голос с акцентом произнес:

— Поверни направо и подойди к серой «Мазде», открой дверку и садись. И не кричи, иначе… — Бок ощутимо обожгло болью, я почувствовала, как по коже побежало что-то теплое. Скосив глаза, увидела кровь на бежевой блузке и лезвие десантного ножа, кончик которого распорол кожу на боку.

— Лайон, ты зря… — начала я, но он сильнее нажал на лезвие:

— Делай все молча.

Мы подошли к машине, я открыла дверку, и он впихнул меня на заднее сиденье.

— Дай руки, — я протянула руки, и он защелкнул на запястьях наручники, пропустив их между ножек подголовника переднего сиденья так, что мне пришлось придвинуться к нему вплотную.

Невельсон сел за руль, сунул нож в бардачок и завел двигатель.

— Куда мы едем? — спросила я, и он бросил:

— Ты мне скажи.

— Не понимаю…

— Мы едем туда, где ты хранишь мои бумаги. Те бумаги, что получила от своего любовника. Это принадлежит мне. Ты должна вернуть это, а потом я решу, что сделать с тобой. Хочешь повторить судьбу Дайан? — осклабился он, глядя в зеркало, и мне стало не по себе. — Не бойся, я никогда не повторяю ошибок, поэтому придумаю что-то новое. К счастью, бардак в вашем государстве позволяет найти лазейку даже осужденным на такой срок, как я. Деньги нужны всем. Ты оказалась слишком умной и докопалась до сути операции, которую я провел, сидя в тюрьме, но это тебе уже никак не поможет.

Мозг мой лихорадочно соображал, как же выпутаться, но ничего достойного не придумывалось. Невельсон остановился на светофоре и снова спросил:

— Так куда ехать?

— Я не знаю, о чем ты говоришь. У меня нет никаких бумаг.

— Не пользуйся тем, что я пока не могу ударить тебя. Так где ты их спрятала?

У меня начала кружиться голова, кровь из пореза на боку шла все сильнее, и блузка уже намокла. Я старалась не смотреть туда, потому что понимала — стоит мне увидеть расползающееся красное пятно, и все, я потеряю сознание, а мне нельзя.

— Не молчи. Я все равно выбью из тебя признание. Это мои деньги, Мельников не имел на них права. Он — вор.

— Ты тоже не невинная жертва.

— Эти деньги я заработал. И сейчас они нужны мне, чтобы уехать наконец отсюда и прожить остаток жизни в каком-нибудь более приятном месте. Забуду весь этот кошмар… Я и так задержался здесь из-за тебя, не могу оставить незаконченное дело, меня так воспитали. Ты оценила изобретательность, с которой я подошел к делу? Эти письма, конверты, разные люди, между которыми нет никакой связи? Никто и никогда не догадается, что за всем этим стою я. У меня было время на обдумывание плана там, в тюрьме. Хорошо, что срок закончился быстро и я сумел не упустить ни одной мелочи. Видеть страх на твоем лице — это было так приятно. Нет ничего лучше, чем видеть страх в глазах врага…

Увлекшись болтовней, Невельсон пропустил тот момент, когда к нему вплотную приблизился мотоциклист и сильно ударил чем-то в лобовое стекло. Лайон не справился с управлением, машину отбросило вправо, и она врезалась в столб. Невельсон по инерции отлетел вперед, сильно ударившись грудью и головой о руль. Я тоже прилично приложилась лбом в подголовник, однако сознания не потеряла, а начала орать во все горло, привлекая внимание. Мотоциклист же, к моему удивлению, не скрылся, а наоборот, припарковал мотоцикл у обочины и бросился к машине, рванул дверку с моей стороны. Я изумленно умолкла, когда увидела, что это Настя. А она, вынув из кармана комбинезона шпильку, быстро открыла наручники:

— Бегом, бегом, Варвара Валерьевна, пока он не очухался! Сейчас Антон подъедет, он только что звонил, он нас заберет.

— Я не могу его тут оставить, — кивнув на Невельсона, неподвижно уткнувшегося лбом в руль, сказала я, чувствуя, как дрожит голос.

— Сейчас, — Настя огляделась по сторонам, крикнула какому-то парню, чтобы вызывал полицию и «Скорую», а сама ловко и почти незаметно надела снятые с меня наручники на Невельсона, приковав обе его руки к рулю. — Теперь не ускачет. Все, валим, нам полиция не нужна.

Она схватила меня за руку и поволокла следом. Бежать на каблуках, да еще с сочащейся раной на боку, мне было, прямо скажем, затруднительно, мы нырнули в какой-то двор, там Настя стащила комбинезон и затолкала его в рюкзак, шлем же бросила в мусорный бак:

— Это нам не пригодится. Сейчас Антон подъедет, он уже рядом. — Она посмотрела на большие часы, болтавшиеся на ее довольно худой руке. — Ага, вот он. Все, идем, он паркуется за соседним домом.

Мы пересекли двор и действительно обнаружили на параллельной улице машину Клима, из которой выскочил Антон:

— Все в порядке?

— Вроде да, — Настя оглядела меня и только теперь заметила окровавленную блузку, смотреть на которую я сама до сих пор боялась. — Ох ты ж… это как вы так приложились?

— Это он меня… ножом… — скривилась я, отворачивая голову в другую сторону.

— Надо перевязать, — сказал Антон, садясь за руль. — Отъедем пару кварталов, я дам аптечку.

Я забралась на заднее сиденье, Настя устроилась на переднем, и мы поехали. На соседней улице выла сирена «Скорой», и мне вдруг пришла в голову еще одна мысль. Я выхватила мобильный и набрала номер Власова:

— Иван Николаевич, это Жигульская. Человек, о котором я говорила вам, попал в аварию на перекрестке. — Я назвала пересечение улиц, где мы оставили Невельсона. — Поторопитесь, его забирает бригада «Скорой помощи».

Меня опять затошнило, я закрыла глаза и поняла, что теряю сознание, но сказать ничего не успела. Сколько времени пробыла в таком состоянии, вспомнить потом не смогла, но, когда открыла глаза, обнаружила, что лежу на заднем сиденье машины, укрытая мужской курткой. Блузки на мне не было, зато бок оказался туго перевязан. Машина двигалась, впереди по-прежнему сидела Настя и курила, чуть приоткрыв окно. Услышав шевеление, она повернула голову:

— Очнулись? Слава богу, а то мы уж думаем, в какую больницу вас везти. Климу Григорьевичу даже звонить боимся, Антон без его ведома уехал.

Я с трудом села, закуталась в куртку и спросила:

— Настя, как вы вообще там оказались?

— Я за вами ехала от самого дома. Мне Клим Григорьевич утром позвонил, попросил за вами покататься, видите, как пригодилось, — буднично отозвалась она.

— А если бы вы сами в аварию попали? Это же так опасно — с мотоцикла такие трюки…