добродетели Государя и Государыни и выражая теплые чувства к Наследнику — такому отважному и мужественно выносившему страдания. Лишь к концу встречи Битти узнал, что он «удостоился большой чести», поскольку бывший наставник Царских детей редко рассказывал об Августейшей семье.

За два года они встречались всего три раза. За это время Битти сделал ряд записей, представляющих особый интерес для исследователя. В мае 1962 года, во время традиционных празднеств по случаю дня Вознесения в колледже Линкольна, он заметил отца Николая и подошел к нему, чтобы поздороваться. Архимандрит приехал в Оксфорд с целью попытаться продать два своих коттеджа, поскольку закон запрещал повышать арендную плату, хотя ему все еще приходилось выплачивать суммы по закладным, а цены на товары первой необходимости выросли.

В этот же день, по окончании празднеств, Гиббс решил навестить нового знакомого, полагая, что ему скучно. Битти заметил, что у отца Николая быстро иссякают силы и эта их встреча может оказаться последней. Он похудел и сгорбился, однако «у него было счастливое лицо, розовые щеки, блестящие голубые глаза и белоснежная борода — довольно растрепанная и жидковатая, которая спускалась до середины груди. У него была связная, толковая речь и совершенно ясный ум. Он произвел на меня впечатление человека простого и в то же время практичного. Мистиком он не был. Несмотря на его сложную жизнь и необычную внешность, он был настоящим англичанином как в отношении взглядов на бытовые проблемы, так и в отношении чувства юмора… У него была властная натура; к такому человеку, как он, следовало прислушиваться и не спорить с ним».

Описание того, как он был одет, способно повергнуть читателя в шок. Все эти годы внимательно относившийся к своей внешности и всегда ухоженный, теперь он был очень скромно одет.

«По существу, он походил на оборванца. На нем была вытертая ряса. В правой руке у него была палка [посох архимандрита], на сгибе левой руки висела большая старая продуктовая сумка черного цвета».

Несмотря на затрапезный вид, отец Николай не был совсем бедным. У него имелась недвижимость, хотя она и не приносила ему никакого дохода. Оксфордские дома были заложены и завещаны храму. Дом на Бродстейрс, был, похоже, своего рода убежищем для русских и, возможно, лиц других национальностей, которым туго пришлось в те времена. Квартира в Риджентс парке, оставленная им для себя, была крохотной. Он предложил Битти останавливаться на Бродстейрс всякий раз, как тот появится в Лондоне. Если же там не найдется места, то он сможет занять чердачное помещение.

Во время их последней встречи у Гиббса проявился черный юмор. Все, кто видели архимандрита, обращали внимание на поразительно гладкую кожу священнослужителя, несмотря на его восемьдесят шесть лет. Он приоткрыл секрет Битти:

«Вы когда-нибудь наблюдали за тем, как ведет себя змея? Она регулярно сбрасывает кожу, то же самое делаю и я. В моей лондонской квартире у меня имеется очень мощный элекчрический камин и очень маленькая комната.

Я включаю камин и жду, пока в комнатке не станет очень жарко. Тогда я раздеваюсь и обливаюсь водой и сижу в комнатке. Очень скоро с меня сходит вся кожа, и я вновь становлюсь молодым. Но, видите ли (при этом он с улыбкой посмотрел на меня), мне не удается найти учеников, которые последовали бы моему примеру».

Вскоре здоровье отца Николая стало быстро ухудшаться, и 24 марта 1963 года он скончался в госпитале св. Панкратия. По словам Джона Харвуда, который в течение последних месяцев несколько раз навещал его вместе с Ляселлем, Гиббс, хотя был стар, немощен и беден, все равно улыбался. И недаром: ведь он выполнил задачу, поставленную перед собой, посвятив свою жизнь и свои средства тому, чтобы свидетельствовать о святости и благородстве Царственных Мучеников и об истинности и красоте их православной веры.

После кончины архимандрита Дэвид Битти вместе с одним из своих друзей навестил Джорджа Гиббса в его лондонской квартире с целью выяснить, не существует ли опасность, что документы отца Николая и Царские памятки окажутся рассеянными. Джордж заверил их, что этого не произойдет, а затем проводил гостей в спаленку архимандрита и показал им икону, висевшую над кроватью. Она была подарена ему Царской семьей. По словам Джорджа, за многие годы ее краски успели поблекнуть, но за три дня до смерти отца Николая они стали такими же яркими, как прежде. Казалось, это Царская семья прислала ему дар с Небес, вознаградив его за долгую и преданную службу и дружбу как при их жизни, так и после кончины.

Приложение. О Царе и его святости

РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ Церковь Заграницей канонизировала Царственных Мучеников в 1981 году, в то время как московский Патриарх Алексий II не решился причислить их к лику Мучеников. В 1997 году, когда возникли споры вокруг захоронения останков Царской семьи, наконец-то обнаруженных под Екатеринбургом, Святейший, как отмечал журнал Orthodox Observer [ «Православный наблюдатель»] (сентябрь 1997) заявил, что «Царь Николай II и его семья не заслужили такой чести, как правители государства и лидеры Церкви, до того, как были казнены в 1918 году. Его жизнь, его поступки… первая русская революция, отречение — все это рассматривается Церковью и обществом неоднозначно». Далее он выражал свои сомнения относительно идентификации костных останков, которые подверглись ДНК-анализу, и назвал их «Екатеринбургскими останками». В похоронах, состоявшихся в Санкт-Петербурге, Патриарх не участвовал, но отслужил панихиду по невинно убиенным членам Царской семьи и их верным слугам в подмосковной Троице- Сергиевой Лавре.

Отец Николай начал свидетельствовать об их святости много десятилетий назад, но, верный своему обычаю, свидетельствовал делами, а не словами. Поэтому вполне уместно сказать несколько слов о Царе и его святости.

Николая II принято считать слабым, бездарным правителем, который довел свою страну до несчастья — несчастья, которого можно было бы избежать, даровав России конституцию и учредив более демократическое правительство. Но эти обвинения не выдерживают критики, поскольку трудности, стоявшие перед ним, были неизбежными. Он попал между двух жерновов, оказавшись в центре столкновения двух миров, сошедшихся в смертельной схватке. Эта схватка уничтожила его самого и тот прежний мир, который он любил и поклялся защищать. Если бы он был наделен более жестким, готовым к столкновениям характером и был способен на политическое маневрирование и интриги, то он, возможно, выдержал бы оборону немного дольше, хотя нам трудно представить себе, чтобы он смог победить в конечном счете. Силы, обрушившиеся на него, были слишком велики, слишком жестоки, слишком неуловимы и успели обосноваться в его собственной твердыне.