— Конечно, я возьму псевдоним.

— А какой?

— Еще не придумала.

— Надо что-то такое броское, чтобы как взрыв!

— Там и без меня хватает взрывов.

— Ой, а я и забыла, что там война! Мам, а ты небоишься?

— Сейчас я боюсь только выхода на сцену. Все остальноемне кажется не так страшно.

— Ничего, не бойся, мамочка, у тебя получится! Ой, аЖеня в курсе?

— Нет, — тяжело вздохнула я.

— Ему тоже врать будем?

— Будем! Он не поймет.

— Это точно. Вообще-то я тоже не очень понимаю…

— Чего ты не понимаешь? — с тоской спросила я.

— Как ты согласилась? Ты же вообще такая разумная,выдержанная, мне дед всегда тебя в пример ставит…

— А мне надоело…

— Что?

— Все, я тебе уже говорила — и тут вдруг такоепредложение. А еще я хочу изменить внешность.

— Класс! Давно пора! Надо что-нибудь эдакое забацать!

— Забацаю! Но еще не знаю, что именно. Завтра пойду.

— Куда? В салон красоты?

— Ага, мне жена Гордиенко посоветовала одну мастерицу…

— Мам, а ты знаешь, я тебя.., уважаю! — вдругсерьезно проговорила моя неожиданная дочка.

— Уважаешь? Вот и хорошо.

— А знаешь за что?

— Ну?

— В твоем возрасте вляпаться в такую историю… Этокруто!

Она, кажется, считает меня старухой!

— И не волнуйся, я буду хранить эту страшную тайну! Ноты должна мне кое-что пообещать.

— Новый мобильник?

— Я об этом не подумала, но в принципе тоже нехило. Ноглавное — возьми у деда видеокамеру, и пусть Веня запишет спектакль! Я должнаэто видеть и слышать. По-моему, справедливо!

— Безусловно, это только справедливо, —согласилась я. — Но под каким предлогом я возьму камеру?

— Ну наври что-нибудь!

— Ой, и так приходится много врать. Я надеюсь, что уВеньки есть камера.

— А если нет? Ты скажешь деду, куда ты едешь?

— Скажу. Чем меньше врать, тем легче.

— Значит, Израиль не тайна, а что ты там будешь делать?

— Еще не придумала.

— А я знаю! Ты там будешь лечиться на Мертвом море!

Я даже застонала от восторга:

— Полина, ты гений! Но папа ведь спросит, от чего ясобираюсь лечиться.

— Говно вопрос! Закатишь глазки, потом потупишь искажешь: «Папа, это по женской линии». Он дальше спрашивать не станет.

— Здорово придумано… У тебя что, такой большой опыт почасти вранья?

— Ну не то чтобы большой… Но кое-какой есть. Да ты небери в голову, я не тебе вру, в основном в гимназии.., там не обойдешься… Авообще-то сейчас ты сама меня на вранье подбиваешь, — опомнилась она.

Мы расхохотались и крепко обнялись.

Когда я окончила школу, мои родители словно с цеписорвались. Оказалось, что оба крутили романы на стороне. Первым решилсяпапочка. Он ушел к своей подруге на другой день, после того как меня приняли винститут. Для меня это был шок, а мама… Она уже через месяц вышла замуж. Засвоего школьного друга. К счастью, родители сохранили вполне дружескиеотношения.

Я почувствовала себя брошенной, мне было тогда хуже всех, ис горя я довольно быстро выскочила замуж. Муж был начинающим бизнесменом,потерпел крах и решил, что ему необходимо учиться в Америке. К моменту отъездая как раз собиралась родить. Разумеется, я с ним не поехала. А когда онвернулся, Польке было уже два года. Мы прожили вместе три месяца и разошлись.От любви остались только воспоминания. Но он тем не менее всегда мне помогал, акогда Полька подросла, стал с ней общаться, и я этому не препятствовала. Ондавно женился на вполне приличной женщине, других детей у него нет, он любитПольку. Каждое лето берет ее с собой на отдых за границу, и они хорошо ладят.Его мать, Полькина бабка, обожает внучку. Так что дочка у меня не обделеналюбовью. Но двум кандидатам в мои мужья она устраивала такие концерты, что онибыстро охладели ко мне. А вот Женя, Евгений Николаевич, сумел как-торасположить ее к себе, они быстро привязались друг к дружке, и теперь дажепорой дружат против меня.

— Мам, я тебе псевдоним придумала!

— Воображаю!

— Ну и зря! Очень даже клевый псевдоним. Полина Брон.

— Как?

— Полина, ну это в честь меня, а Брон — кусочек отБрониславы. Чем плохо?

— Знаешь, мне нравится! — обрадовалась я. —Здорово! Полина Брон! Ой, Полька, если б ты знала, как я боюсь!

— Не бойся, остальные должны больше бояться.

— Какие остальные?

— Ну Веня, и Гордиенко особенно. Ты ведь можешь всепровалить, но они же не боятся! Значит, и тебе бояться не нужно.

— Ну вот, все как вы просили, теперь вас родная мать неузнает, — смеясь, сказала парикмахерша.

— Это точно, — пролепетала я, во все глаза глядя взеркало. Оттуда на меня смотрела какая-то совсем дикая женщина. Мои гладкиетемно-русые волосы, которые я обычно затягиваю в аккуратный пучок, теперьвисели длинными, туго завитыми спиралями двух цветов — золотистого итемно-каштанового.

— Ну как?

— Н-не з-знаю… — заикаясь, ответила я. — А этазавивка долго продержится?

— Долго, не волнуйтесь, — ответила она, думая, чтоуспокаивает меня.

— А цвет.., скажите, можно будет потом покраситься впрежний цвет, через месяц?

— Покрасим, не волнуйтесь. Это вы решили внешностьпоменять на время отпуска?

— Именно. А то у меня на работе не поймут…

— Не волнуйтесь. Вернем вам прежний образ, хотя, честноговоря, так вы во сто раз интереснее. В вас что-то такое появилось…

— Дикое, да?

— Не то чтобы дикое, но экзотическое.

— Да уж, экзотики хватает. Сюда, наверное, подойдуткрупные серьги.

— Конечно! А хорошо бы еще браслеты… И знаете, советуюеще позагорать в солярии.

— Да я на юг еду…

— Два сеанса не помешают.

— Я подумаю, спасибо.

— Вы зря так настороженно отнеслись. Увидите, у вастеперь все переменится в жизни. Поверьте мне, уж я знаю!

Из парикмахерской я поехала к Гордиенко. Он сам открыл мне: