Я припарковала машину в просторном дворе, вошла в холл домаи чуть не наступила на кота Венедикта, который нагло развалился у галошницы.

– Мяу, – лениво отозвался Веня.

– Извини, дорогой, но ты сам виноват. Следовало встать привиде гостьи, – сказала я котяре, снимая обувь.

– Мрр, – незлобливо откликнулся британец.

– Да ты похудел, – констатировала я. – Что, на диетупосадили?

– Врач велел перевести его на корм для тучников, – объясниладомработница Валя, высовываясь в прихожую. – Здрассти, Дарья, как доехали?

– Спасибо, отлично, – сказала я. – Видно, хорошо едадействует, раз Венедикт столь сильно изменился.

– Только внешне, – хмыкнула Валентина, – внутренне он ещепофигистее стал.

– Неужели это возможно? – засмеялась я. – По-моему, леньродилась намного раньше Венедикта! А что тут у вас происходит?

Валентина работает у Нины не первый год, стала как бы членомсемьи, поэтому позволяет себе иногда весьма откровенные заявления.

– Дурдом! – фыркнула она. – Хозяин вообще… слов нет… Короче,увидите сами.

– Нет! – заорали в глубине дома. – Сказал же: через мойтруп!

– Во! – подняла палец Валя. – Началось!

– Что? – испугалась я. Однако мне сегодня не везет: удралаот скандала из Ложкина и заявилась в Киряевку в разгар ссоры. Хотя,согласитесь, чужая свара не столь душевно травматична, как выяснение отношенийв собственном доме.

– Папа, надо же посмотреть, что там, – прозвенел голосАрины.

– Никогда! – завизжал в ответ Эрик.

Валентина, забыв про меня, растворилась в коридоре, а я,поколебавшись, пошла в гостиную, откуда и доносились звуки беседы на повышенныхтонах. Думаю, Нина обрадуется моему появлению: обычно распри стихают, когда вдом приходит гость, мало кто из хозяев захочет ссориться в присутствии дажеочень близкого друга.

Но мой расчет не оправдался – никто из Лаврентьевых должнымобразом не отреагировал на мое бойкое: «Здравствуйте!» – произнесенноепреувеличенно весело.

– Вот, пусть она тебе скажет! – немедленно заявила Арина. –Даша, папа просто обязан вскрыть тайник! Ведь так?

Я в растерянности посмотрела на Нину. Но та даже неповернулась в мою сторону.

– Эрик, институт переживает не лучшие времена, – оченьсерьезно проговорила подруга, в упор глядя на супруга. – Появилось огромноеколичество высших учебных заведений, у вчерашних школьников большой выбор, мнепришлось понизить плату за обучение, чтобы привлечь абитуриентов. А этоповлекло за собой уменьшение общего финансирования вуза. Тем не менее зданиюнеобходим ремонт. Прекрати это идиотство!

– Чушь! – заорал Эрик.

Я с изумлением уставилась на профессора, поскольку впервыелицезрела его в подобном виде. Ученый всегда тщательно одет, даже дома носитбрюки, рубашку, жилет и очень часто повязывает шейный платок. За долгие годыдружбы, я не замечала на его щеках трехдневной щетины, а волосы Эрик тщательнопричесывает и даже, кажется, слегка скрепляет лаком. Эрик похож напрофессора-гуманитария из западных кинофильмов: он не способен забить гвоздь,умрет от голода рядом с холодильником, забитым едой, начисто забывает о праздникахи днях рождения родственников (впрочем, о своем тоже не вспомнит). Однако вразных ботинках историк никогда из дома не выйдет. Да, его рубашки далеко немодны, Эрик не изучает глянцевые журналы, которые ныне выпускают и для мужчин,ширина штанин его не волнует, но сорочку и брюки профессор наденет чистые ивыглаженные, а парфюмерии у него даже больше, чем у нашего франта Дегтярева. Носейчас Эрик был облачен в мятую темно-серую пижаму. Красный от гнева, шевелюравздыблена, а на лице выражение собаки, которая увидела, как в квартиру входиткошка с автоматом Калашникова в лапах.

– Нет, нет и нет! – надрывно повторял он. – Хоть убейте! Низа что!

– Ты никогда о нас не думал! – зарыдала Арина и выбежала изкомнаты.

Эрик вздрогнул и тут заметил меня.

– Здравствуй, – вполне нормальным голосом сказал он. Потомвдруг глянул в зеркало, висевшее над камином, и, ткнув пальцем на своеизображение, ахнул: – Это кто?

– Ты, – уточнила я.

– В пижаме!? – попятился он.

– Уютное, домашнее одеяние, – решила я приободрить Эрика.

– Кошмар! – Он схватился он за голову и вылетел вон.

– Что у вас происходит? – повернулась я к Нине.

Подруга села на диван, подобрала ноги и как-то потеряннопроизнесла:

– Не поверишь, он нашел библиотеку.

– Где? Когда? Неужели и правда там есть древние манускрипты?– принялась я расспрашивать подругу.

Нина пожала плечами.

– Ты знаешь, Эрик очень педантичен. У него было много бумаг,и в конце концов он сумел расшифровать дневниковые записи Панкрата Варваркина.В них вроде бы указывалось: вход в хранилище около столетнего дуба, которыйрастет на кладбище.

– Не очень свежая информация, – перебила я. – Насколькопомню, последние лет пять Эрик изучал именно погост.

– Верно, – кивнула Нина. – Все дело в том, что там рос дуб,но вокруг него – ничего, никаких следов клада. А потом муж раздобыл старинныйплан захоронений и понял: было еще одно дерево. Но его спилили во времяОтечественной войны, в сорок первом году. Тут же немцы были, ну вроде они дубна дрова и порубили. Короче, Эрик туда пошел. Кстати, это совсем и не кладбище…

– Извини, не понимаю.

Нина глубоко вздохнула.