Стоит ли упоминать о такой мелочи, как финансовоеблагополучие? Увы, в России ученые, если, конечно, они не работают на оборону,получают копейки, оклада Эрика едва хватало на соль, хлеба на него уже нельзябыло купить. Когда Нина основала институт и стала ректором, она записала мужа взаместители по научной работе. Сейчас Лаврентьев сидит на большом окладе, и вконце каждого месяца в семье разыгрывается комедия. Эрик получает в бухгалтерииконверт, расписывается в ведомости и торжественно несет жене ее же деньги.

– Солнышко, – говорит профессор, – это тебе на хозяйство.

Нинуша многословно благодарит супруга и демонстративнокладет купюры в ящик письменного стола. Одно время я сомневалась: неужелидоктор наук не понимает, что огромную сумму ему платит собственная супруга? Нопотом убедилась: Эрик – сущий ребенок, как все дети, он эгоистичен и занят лишьсобой. Впрочем, справедливости ради следует отметить: Лаврентьев не жаден, неделает заначек, не конфликтен, не притязателен ни в еде, ни в одежде, считаетНину авторитетом во всех вопросах, никогда с ней не спорит, не имеетсобственного мнения, не изменяет жене, и вообще он шагу не ступит без еесогласия.

На моей памяти Эрик лишь однажды устроил скандал, и это былосвязано с выбором места под строительство загородного дома Лаврентьевых. Нинаприглядела замечательный участок в относительно тихом месте – в лесу околоозера. Подруга настолько была уверена в согласии мужа на облюбованный еюучасток, что даже не рассказала ему о том, где возведут здание. А вот мне,приехавшей в гости, Нина принялась демонстрировать фотографии местности. Вовремя изучения снимков в гостиной раздался голос Эрика:

– Я категорически против.

Я от неожиданности икнула, а Нина с изумлением спросила:

– Милый, что ты сказал?

– Я категорически против, – решительно повторил муж.

– Против чего? Строительства дома? – оторопела она. –Боишься хлопот? Не волнуйся, я сама решу проблемы с рабочими.

– Мне не нравится участок, – заявил профессор. – Я давнонашел другой.

На короткое мгновение Нина лишилась дара речи, затемосторожно осведомилась:

– Что ты сделал?

– Минуточку… – буркнул ученый и, проявив небывалую прыть,побежал в кабинет.

– Он заболел? – в ужасе повернулась ко мне Нина.

Я растерянно пожала плечами, но ответить не успела – Эрикпримчался назад с картой Подмосковья под мышкой.

– Смотрите внимательно, вот деревня Киряевка, – захлебываясьсловами, затараторил Лаврентьев. – Я хочу жить там!

– Милый, – нежно возразила Нина, – оцени, в какое захолустьеты нацелился.

– Это совсем близко, – не дрогнул муж, – двадцать пятыйкилометр от столицы.

– По Ленинградке! – фыркнула я. – Эта магистраль постояннозабита. Да еще в сторону от нее сколько ехать!

– Киряевка… – подхватила Нина. – Ничего себе названьице!

– Сомневаюсь, что вам удастся провести в новое зданиеводопровод и газ, – в унисон ей пела я. – Эта, извините за выражение, Киряевка– богом забытая деревенька, вокруг ничегошеньки, кроме леса, нет. Нина нашламесто намного лучше.

– Нет! – стоял на своем Эрик.

– Послушай, – Нина, не привыкшая к возражениям мужа, началавыходить из себя, – чем тебе это идиотское село приглянулось?

Эрик ткнул пальцем в карту.

– Здесь есть кладбище.

– Вот здорово, – воскликнула я, – жизнь у погоста! Хотя,если с другой стороны посмотреть, там тихо. Ну разве какое привидение забредет,завоет в полночь под окном.

Эрик сердито зыркнул на меня:

– Заткнись! Дай сказать!

Я прикусила язык. Похоже, профессор впал в крайнюю степеньвозбуждения, до сих пор он никогда никому не грубил.

– Солнышко, может, врача вызвать? – забеспокоилась Нина.

Эрик набычился.

– Я пишу книгу про историю рода Варваркиных, – завел онголосом лектора, – меня давно интересовала эта семья, корнями уходящая вдесятый век.

– Офигеть! – пискнула Арина, до сей поры молча наблюдавшаяза скандалом.

– Последний представитель семьи Панкрат Варваркин, – необращая внимания на дочь, продолжал Эрик, – был книголюб, хранил уникальнуюколлекцию изданий, собранных его дедом и отцом, но никому ее не показывал.Старинные тома требуют особых условий содержания, им вредны яркий солнечныйсвет и высокая влажность, поэтому коллекционер построил в усадьбе специальноехранилище, куда не допускал ни одного постороннего. Современники говорили, чтособрание Варваркина лучшее в мире.

– Но как они могли судить о нем, если хозяин недемонстрировал книги? – задала справедливый вопрос Арина.

– Варваркины составили каталог коллекции, – терпеливопояснил отец, – подробно описали все сокровища.

– Фу! – поежилась Арина. – А вдруг они все придумали?

– И как тебе такое пришло в голову! – возмутился историк. –Ученые никогда не лгут.

– Ага, а ангелы не писают, – захихикала Ариша. – Папа,соврать способен любой, в особенности если хочет прославиться.

Эрик на секунду зажмурился, а потом сурово сказал:

– Считай, я не слышал твоего заявления! Иначе я могуразочароваться в дочери.

– О, так, значит, ты помнишь, кто я, – с подростковойвредностью констатировала Арина. – Это радует. Обрати внимание, я не требуюназвать мой возраст и озвучить имя, просто счастлива, что отец, великийчеловек, помнит: у него есть дочь. Кстати, кто из двух присутствующих тутблондинок твоя жена?

Эрик уставился на Нину, щеки его покраснели.

– Арина, замолчи! – гневно оборвала девочку мать.

– Отлично, ма! – сказала дочь. – Я нема, глуха, слепа, тупаи полна почтения к великому человеку – своему отцу.

Эрик, не обращая внимания на откровенное хамство Арины,продолжил:

– Панкрат обладал уникальными произведениями. Такими, окоторых ранее никто не знал. Ну, например, «Летописью монаха Аристарха». Этопотрясающий документ. Взглянуть на него – мечта любого историка.