дело, орки, боясь показать друг другу свою растерянность, делали вид, будто ничего не происходит, и шли вперёд, не отклоняясь от выбранного курса.

— Сквозь лес огни летят, — запели красивые женские голоса, отражаясь со всех сторон эхом, — проснулося дитя,

Стук сердца всё быстрей,

Пугает шум ветвей.

— Это ещё что? — удивились морготовы бойцы, но быстро поняли: — Дурные девки одни загулялись! Песенки поют!

— Заблудились!

— Давайте поможем им найти дорогу!

Дружный хохот воинов утонул в дивном манящем пении:

— Поодаль Царь стоит,

И взгляд его блестит,

Ребёнку тихо он говорит:

«Мальчик мой, пленён красою я твоей,

Ты запал мне в сердце, ранил мне душу,

Будешь ты расти средь моих сыновей,

Слушать пенье птиц и шум седых ветвей.

Оглянись, юный друг,

Забудь про свой испуг,

Мой лес красив и богат,

И в нём тебе я рад,

Веселье, счастье подарю,

Иди ко мне, я говорю,

Иди ко мне, с того же дня

Ты будешь счастлив у меня».

— Эй! Нам не до баб сейчас! — рявкнул командир, но почти все воины уже разбрелись по лесу, уйдя в том направлении, откуда слышались голоса. — Вернулись! Быстро!

— Оглянись, юный друг, — совсем рядом прозвучала музыка, и надо мхом затанцевали огоньки, — забудь про свой испуг,

Смотри, дитя, красив мой лес,

И полон он чудес.

В объятьях царских дочерей

Забудешь о войне своей,

Пойдём со мной, я не шучу,

Тебя я так не отпущу!

Не заметив, что не помнит обратной дороги, орк побрёл на огни. Он шёл, а песня звучала, и на сердце становилось легко, как никогда. Казалось, не было никогда захвативших дом соседей, убивших всех взрослых в семье, а детей избивавших и выгонявших на мороз, не было работы в шахте и собственноручных сожжений эльфов-рабов, насилия над мёртвыми эльфийками, забитыми огненными бичами Балрогов, не было подготовки к войне, когда…

Резкая боль рванула живот и грудь, тело забилось, пытаясь освободиться от кольев в медвежьей яме, на которые нанизалось. Давясь кровью и хрипя, орк всё ещё не понимал, что произошло, и не успел понять до самой смерти.

***

— Это морок какой-то, — хмурился Индвэ, посматривая на лежащего рядом сына.

Спрятавшись от приближающейся армии Моргота в небольшом овраге, охотники видели, как орки, то и дело оказываясь достаточно близко от них, вдруг уходили в сторону, попадаясь в ловушки для зверей.

Выпустив стрелу и снова спрятавшись за склоном, Халиндвэ пожал плечами. Крик подстреленного орка стих.

Прислушавшись, эльфы поняли: основная часть войска ушла на юг, с реки по-прежнему доносились голоса морготовых бойцов, но земля уже почти не дрожала, и с севера никто не приближался.

— Надо попробовать вернуться к нашим, — вздохнул Халиндвэ, — посмотрим, что происходит у Сириона.

Индвэ кивнул сыну, охотники осторожно выбрались из оврага.

— Гуилин! — позвал голос Ауриэль. — Наконец-то ты нашёлся!

— Папа! Дед! — радостно закричал Гельмир, выходя из-за деревьев, практически волоча на себе мать.

— Что с тобой? — в ужасе рванул к жене Халиндвэ, но Ауриэль, упав в его объятия, улыбнулась:

— Просто скажи, что я красивая. Я же красивая, Гуилин?

— Разумеется, — кивнул охотник, гладя блестящие белым волосы супруги.

Гельмир промолчал, решив, что не хочет обсуждать увиденное и услышанное этой ночью.

Примечание к части "Лесной царь" в версии Woodscream

Дагор Аглареб. Колодец

Когда казалось, будто ничто во всей Арде и за её пределами не способно остановить стремительную скачку на восток, впереди встала преграда.

Это была не усталость, которую легко снимает короткий отдых, не дождь или даже град с порывами ураганного ветра. Это не была река, где всегда найдётся брод, и не гора, что легко преодолима через перевал или обходима вдоль подножья. И даже не лес с тайными коварными топями.

На пути встала война.

Повеявший с небольшой реки ветер принёс звуки и запахи, от которых Митриэль содрогнулась. Словно наяву увидев горящие дома с запертыми внутри жильцами, умирающих в страшных муках эльфов, тщетно пытавшихся защитить себя и близких, и бесчисленные толпы диких злобных тварей, нахлынувших с севера.

Знахарка остановила коня.

Перед глазами встала новая картина: орки осядут на этих землях, размножатся, расселятся и постепенно уничтожат всё, что с любовью и вдохновением создавали эльфы, вкладывая душу.

«Если пришла невиданная ранее беда, — подумала Митриэль, — необходимо поступить так, как никогда ранее не поступала».

Вспомнились слова о долге. Да, ещё совсем недавно казалось, будто избавить Белерианд от Морифинвэ Феанариона — важнейшая задача, но теперь судьба наглядно показала: нет, искусство травницы нужно совсем не в Таргелионе.

Осмотревшись по сторонам, Нолдиэ устремилась обратно в чащу: в лесу, готовящемся к зимнему сну, ещё остались подходящие грибы и коренья, не успевшие утратить свойства сока.

***

Совсем рядом захлопали перепончатые крылья.

Со вздохом закрыв глаза, Митриэль поняла, что всё-таки выдала себя, разводя даже совсем маленькие костерки для приготовления зелья.

— Не бойся, — сказала полосатая чёрно-белая летучая мышь, садясь высоко на ветку, — мы ведь обе девочки, у нас много общего.

— Ты хочешь со мной договориться? — удивилась знахарка, прислушиваясь, с какой стороны засада.

— Нет, — пискнуло существо. — Не я. Ты хочешь. Ты же понимаешь, что мой хозяин совсем скоро одержит победу? Королевство на востоке пало, сожжено и захвачено, второе вот-вот постигнет та же участь. Широкая река — наша, и это за считанные дни. Как думаешь, насколько быстро орки снова завоюют Белерианд? Полагаешь, я блефую?

— Я не знаю, — пожала плечами Митриэль, изо всех сил борясь с дрожью. — Но, даже если это так, зачем я… зачем ты мне?

Летучая мышь подпрыгнула на ветке, обернулась миниатюрной девочкой с полосатой кожей и повисла на дереве, обняв ствол руками и ногами.

— Ты колдунья, — неприятным голосочком хихикнуло существо, — мой хозяин любит колдунов. С начала времён Владыка обучал магии своих помощников, а они приносили важные