Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже говорил во вступлении к этим торопливым заметкам, что, по моему разумению, фигура Факундо Кироги — центральная в гражданской войне в Аргентинской Республике, он наиболее точное и верное воплощение одной из сил, которые, называясь то так, то иначе, боролись между собой на протяжении тридцати лет, и его гибель — отнюдь не рядовое событие, не имевшее последствий. Нет, все те общественные события, панораму которых я развернул перед вами ранее, сделали ее едва- ли не неизбежной — то была политическая развязка, подобная тем, что приводят к войнам.
Власти Кордовы, взявшие на себя труд совершить покушение, играли второстепенную роль среди прочих участников, и они не осмелились бы сыграть ее столь беззастенчиво, если бы не были уверены в поддержке тех, кто должен был пожинать плоды успеха. Убийство Кироги, таким образом,— это официальное действо, долго обсуждавшееся губернаторами ряда провинций, заранее подготовленное и доведенное до конца с такой настойчивостью, с какой осуществляются государственные планы. Но поскольку со смертью Кироги оборвалась связующая нить между целым рядом событий, которые я намеревался осветить, придется проследовать немного дальше по избранному мною пути и рассмотреть, как повлияло происшедшее на внутреннюю жизнь Республики, пока число жертв, которыми устлан этот путь, не принудит остановиться в ожидании, когда время и бури очистят дорогу и можно будет двигаться дальше. Через дверцу, что распахнуло убийство в Барранка-Яко, читатель вместе со мною войдет на сцену, где все еще продолжается кровавая драма.
Факундо убит восемнадцатого февраля[364], известие о его смерти доходит до Буэнос-Айреса двадцать четвертого, а в начале марта уже все готово для установления необходимой и неизбежной власти Полководца Пампы, который с 1833 года терзал город, мучил его, заставлял страдать, приходить в отчаяние, покуда, наконец, не вырвал у него, среди рыданий и жалобных воплей, Всю Полноту Общественной Власти. Ведь Росас не удовлетворился на этот раз лишь диктатурой, чрезвычайными полномочиями и т. п.; нет, он желает именно того, что означает это выражение: господства над традициями, обычаями, укладом, правилами, законами, религией, идеями, сознанием, жизнями, делами и намерениями; сложите все то, на что распространяется власть, и итогом будет искомая Полнота Общественной Власти. Пятого апреля Палата представителей во исполнение решенного выбирает правителем Буэнос-Айреса на пятилетний срок генерала дона Хуана Мануэля Росаса, Героя Пустыни, Славного Реставратора Законов, Хранителя Всей Полноты Общественной Власти.
Однако его не устраивают выборы, осуществленные Палатой представителей; то, что он задумал, грандиозно, ново, невиданно, и потому он требует принять все поддающиеся воображению меры предосторожности, чтобы потом никто не посмел возразить — ведь это сам. народ Буэнос-Айреса вручил ему Всю Полноту Общественной Власти. Росас-губернатор предлагает выборным органам такой вопрос: согласны ли они, чтобы дон Хуан Мануэль Росас был избран губернатором на пятилетний срок и наделен Всей Полнотой Общественной Власти? И тут, сохраняя историческую правду, я должен сказать: не было правительства более популярного, более желанного и поддерживаемого общественным мнением.
Устранившиеся от дел унитарии встретили Росаса по меньшей мере с безразличием; федералисты — черные спины — с презрением, но без возражения; мирные горожане ожидали его, словно благословения божия, надеясь, что с ним наступит конец жестокой неразберихе, что терзала их в течение двух долгих лет; для пампы, наконец, он был воплощением ее силы, которой покорятся городские чистоплюи. При таком благоприятном стечении обстоятельств начались выборы, а вернее, утверждение Росаса по всем приходам; голосование прошло единодушно, и лишь три голоса были отданы против предоставления ему Всей Полноты Общественной Власти. Трудно представить себе, как могло случиться, что в провинции с населением в четыреста тысяч жителей, как утверждает «Гасета», против оказалось лишь три человека! Быть может, противники не участвовали в голосовании? Ничего подобного! Нет никаких сведений о том, чтобы кто-то не голосовал; больные вставали с постелей и отправлялись засвидетельствовать свое одобрение — они боялись, что из-за слухов будут внесены в какой-либо черный список.
В воздухе уже веяло страхом, и, хотя гром пока не грянул, над городом уже нависла та зловещая черная туча, что в течение двух лет постепенно застилала горизонт. В анналах истории цивилизованных народов неизвестно иного подобного голосования, и имена трех горожан, скорее безумцев, нежели отважных противников, сохранились в памяти населения Буэнос-Айреса.
В истории каждого народа бывает роковой момент, когда противоборствующие партии, устав от борьбы, хотят лишь одного — передышки, отдыха, которого были лишены долгие годы, и они готовы заплатить за него даже ценой свободы и идеалов. В такие моменты рождаются тираны, и основываются династии и империи. Рим, устав от борьбы Мария и Суллы[365], патрициев и плебеев, с наслаждением отдал себя во власть сладостной тирании Августа, возглавившего ненавистный список римских императоров.
Франция после террора, после немощной и бестолковой Директории[366] отдалась во власть Наполеона, который, ступая по лаврам, привел ее в объятия союзников, вернувших трон Бурбонам[367]. Росас, сделав невозможной передышку, хитроумно ускорил наступление такой усталости. А когда он уже заполучил абсолютную власть, кто отважится оспаривать ее?
Римляне устанавливали диктатуру в редких случаях и на короткий и определенный срок; но даже временная диктатура вылилась в постоянную, она уничтожила Республику, и начался разгул Империи. Когда истекает срок правления Росаса, он возвещает о твердой решимости удалиться от общественной жизни: смерть дорогой супруги[368] и отца ранили его сердце, он хочет на покое оплакать столь горькие утраты. Услышав эти слова, произнесенные Росасом, читатель должен вспомнить, что тот не видел своего отца с юности, а жена его прожила весьма тяжкую жизнь, и потому все это напоминает лицемерные протесты Тиберия[369] перед Римским Сенатом. Палата представителей Буэнос-Айреса просит, умоляет его не отрекаться от власти и продолжить и впредь приносить себя в жертву родине; Росас поддается на уговоры, он согласен на продление срока, но лишь на шесть месяцев; проходит полгода, и фарсу с выборами наступает конец. В самом деле, что за необходимость быть избранным правителю, сосредоточившему в своих руках всю власть? Кто потребует у него отчета, если все дрожат от страха?
Когда в 1300 году венецианская аристократия подавила заговор Тьеполо[370], она назначила из своей среды десять человек, и они, облеченные четко очерченными полномочиями, должны были преследовать и наказывать заговорщиков, причем эти их полномочия ограничивались лишь десятью днями. Послушаем, как граф де Дарю[371] в своей знаменитой «Истории Венеции» описывает это событие: «Опасность