Как бы там ни было, а скручивать руки Григорию после этого не отважились. Молча позавтракав, продолжили путешествие: пленник сидел в повозке под охраной одного из солдат (который время от времени осторожно трогал подбитый утром глаз), старшина ехал на передке рядом с извозчиком (парень едва сдерживал удивление, но, помня о ночной договоренности, все-таки промолчал), остальные москалики шагали по сторонам.

На место прибыли уже под вечер. Пока его вели к господину коменданту, Григорий успел незаметно сунуть руку за пояс, вытащить из сокровенного кармашка на внутренней стороне и надеть изящный серебряный перстень, развернув его камешком в сторону ладони. Да, до последнего времени гетманыч не слишком верил не только в Бога, но и в разные иррациональные вещи, потому довольно скептически относился к разнообразным тайным обществам. И все же перстенек, в свое время изготовленный точь-в-точь по нарисованным отцом эскизам, считал за лучшее держать при себе: а вдруг пригодится!

Вот и сгодился, в самом деле…

А может, и этот пустячок также является проявлением воли Божьей?!

Размышляя подобным образом, Григорий переступил порог просторной горницы. И сразу же его оглушил резкий вопль:

– Это что же такое, а?! Это как же понимать-то?!

Комендант московского войска, расквартированного на украинских землях, его высокоблагородие генерал Джеймс Кейт стоял посреди комнаты с налитым кровью лицом и, вытаращив глаза, указывал на руки пленника. Поняв, что его все же следовало связать, старшина москаликов вытянулся смирно и жалобно залепетал:

– Ва-а-а!.. ва-а-а!.. ва-а-а!.. ше-е-е!..

– Да сами извольте посмотреть, господин генерал, что это такое. К чему кричать только, никак в толк не возьму, – абсолютно спокойно сказал Григорий, взялся за перстень и не спеша развернул его камешком наружу.

Увидев на руке пленника знак великого мастера масонской ложи английского статута, господин комендант ужасно побледнел[44], вздрогнул, отступил на шаг, потом едва слышно промямлил, обращаясь к старшине:

– Пошел вон…

– Я?.. – не поверил собственным ушам несчастный московит.

– Ну не я же! – улыбнулся Григорий и сложил ладони определенным образом: своеобразный пароль в подтверждение его статуса. Точь-в-точь, как научил отец[45]… Генерал Кейт ответил таким же жестом, абсолютно непонятным старшине, и рявкнул на него:

– Вон отсюда, сволочь!

Потом сразу же кротко обратился к недавнему пленнику, а отныне достопочтенному гостю, указывая на стул около стены:

– Присаживайтесь, сделайте одолжение! Как добрались, как себя чувствуете? Не хотите ли с дороги чего перекусить перед ужином?

– Спасибо, не откажусь. Ведь этот мерзавец кормил меня еще утром, – Григорий кивнул на старшину, который плелся к дверям комнаты, едва передвигая непослушные ватные ноги. – Впрочем, чего же и взять-то с него, с дубины этой стоеросовой?!

Оба весело засмеялись. Генерал позвонил. Оттолкнув старшину, в дверях появился молодцеватый денщик.

– Принеси-ка нам чего-нибудь поесть, – коротко приказал Кейт, подкрутил пышные усы и вновь обратился к гостю: – Дозвольте осведомиться, с какой целью вы посетили наше убогое захолустье и… В общем, простите за нескромность, но о цели вашего пребывания здесь, так сказать, я обязан быть осведомлен. А то знаете ли…

Комендант деликатно умолк, однако Григорий сразу же подхватил весело:

– Вы имеете в виду приказ о моем задержании?

– Совершенно верно!

– А-а-а, не обращайте внимания! – гость порывисто махнул рукой, словно отгоняя докучливую муху. – Все это не более чем происки недоброжелателей. Я тут по делам ордена розенкрейцеров, подыскиваю подходящую кандидатуру провинциального мастера…

В самой глубине глаз Джеймса Кейта на миг сверкнуло нечто похожее на радость. Усмехнувшись одними лишь уголками рта, Григорий продолжил:

– Но вы же знаете, что далеко не все там, в Санкт-Петербурге, настроены доброжелательно по отношению к великому делу вольных каменщиков…

Комендант сочувственно кивнул и снова подкрутил усы. В этот момент денщик занес большое блюдо с фруктами. Гетманыч сразу схватил сочное румяное яблоко, с удовольствием откусил кусок, проглотил и продолжил говорить:

– Вот отсюда интриги да козни всяческие – сами понимаете! Потому я и решил отправиться в поездку инкогнито. А так… Путешествие вышло, должен заметить, вполне сносным. Людишки тут мелковаты, разумеется…

– Да уж, это не Европа… – согласился генерал Кейт.

– Но при этом все же по-своему любопытны. Весьма и весьма любопытны, должен вам заметить – как, к примеру, тот священник, у которого я заночевал позавчера в этом городишке-то… Как, бишь, его?

Григорий пощелкал пальцами, словно припоминая название селения.

– В Батурине?

– Да-да, благодарю вас – в Батурине, совершенно верно! Прелюбопытнейший, знаете ли, малороссийский тип этот священник! И попотчевал меня знатно. Кстати…

– Да?..

В этот момент с генерала можно было лепить аллегорическую скульптуру Внимания.

– Я надеюсь, то обстоятельство, что ваши посланцы, так сказать, задержали меня в его милом домишке, не скажется отрицательно на его дальнейшей судьбе? А то, знаете ли, прелюбопытнейший старичок…

– О-о-о, что вы, что вы! – комендант широко развел руками. – Разумеется, этот человек никоим образом не пострадает!

– Ну вот и славно, – кивнул Григорий. – Так, о чем это, бишь, я говорил-то?

– О путешествии по Малороссии с известной целью, – напомнил Кейт.

– Да-да, благодарю вас, генерал! Так я о поездке, совершенно верно. Вот посетил я, знаете ли… этот… как, бишь, его? Ах да – Нежин! И знаете, что я вам скажу? Это не просто милый городок, но совершенно благодатный край, знаете ли!..

1 июля 1759 г. от Р. Х.,

Франкфурт-на-Майне, временная квартира одного из командующих французским войском

графа Григора Орли де Лазиски

Карета подкатила к парадному входу, и двое солдат под надзором великана Кароля начали загружать вещи.

– Герр генерал, но ведь вы еще как следует не долечили рану…