— Можно и так сказать. Я переоденусь, — оповестила она его и направилась в ванную, сжимая в руках одежду. Заглянула на кухню, проверила Аришу, улыбнулась ей, надеясь дочку успокоить, и тогда уже закрыла за собой дверь ванной комнаты. Со злостью швырнула одежду на стиральную машину и потёрла лоб. Ей нужна была пара минут, чтобы взять себя в руки.

— Думаю, нужно позвонить Зинаиде Тимофеевне, сказать ей, что сегодня с Ариной ты останешься. Или у тебя другие планы? — сказала она, вернувшись.

Павел замер у открытого холодильника, потом посмотрел удивленно.

— А у тебя?

— Я работаю, Паша.

— Вечером?

Она кивнула. И поторопила его с решением:

— Так что, останешься с ребёнком?

Он растерялся. На мгновение, но растерялся.

— Останусь, конечно.

— Замечательно. Отведи её в парк, Ариша любит гулять вечером.

Павел скривился.

— Я знаю, Нина. Хватит делать из меня чужого человека.

— Это не я делаю.

Она ушла в комнату, а когда Пашка явился следом, напряглась. Он наблюдал за ней, пристально, и у него уже что-то было на уме.

— Так какую работу ты нашла?

— За которую хорошо платят.

— В смысле?

Она пожала плечами и промолчала. Сказать ей было нечего. Неожиданно сглотнула от нервозности, когда Пашка подошёл и взял её за плечо. Нужно было обернуться, посмотреть ему в глаза, он этого ждал, но Нина лишь плечом дёрнула.

— Ты ведь… — начал бывший муж, потом от невероятности своего предположения, усмехнулся. А Нина резко обернулась к нему и зло выдохнула:

— Мне нужно было кормить ребёнка. И не смей меня упрекать, понял? Мне плевать на это. Мне, вообще, на тебя плевать.

— Ты спятила?

— Это ты спятил. — Она оттолкнула его руку. Дыхание перевела, заметив, как Арина за своим столом съёжилась и перестала рисовать. Сама схватила Пашку за руку и вытащила на кухню.

Зло посмотрела на него. — У тебя нет никакого морального права меня упрекать. Пока ты работал на свои амбиции, я работала на то, чтобы мы с дочерью банальным образом не сдохли с голода где-нибудь под забором. Меня выгнали с работы, Паша. И не смей говорить, что ты меня предупреждал. Я в «Тюльпан» не от хорошей жизни пошла. А когда у меня в кармане осталось пятьсот рублей, когда мне нечем было платить за квартиру и купить продукты, только там мне дали работу. И да, я танцую стриптиз перед богатыми мужиками. Но ты не тот человек, перед которым мне за это стыдно.

Он опустился на стул у окна и недоверчиво качнул головой.

— Ё-моё.

Нина кивнула.

— Да, именно так. Но не думаю, что тебя это каким-то образом заденет. Хотя, если ты сам в звёзды подашься…

Пашка обжёг её взглядом.

— Прекрати.

— Паша, мы с тобой в разводе, это многое упрощает. Я не обязана перед тобой отчитываться, а ты не обязан за меня переживать. Я приняла очень серьёзное решение, я через себя переступила, думаю, ты должен понимать это как никто. Я не собираюсь перевешивать на тебя свои проблемы, я справлюсь, поверь. Только не заставляй меня нервничать. Я делаю это не от хорошей жизни, я ненавижу это место, хотя, благодаря ему, мы с Ариной, скажем так, в шоколаде. И всё это ради неё, только ради неё. Иначе я пошла бы торговать в ларёк, а не к шесту. Но это единственное, что я умею делать, и единственное, за что мне столько платят. А ты не лезь.

— Ты понимаешь, что будет, если это до твоих родителей дойдёт? — проговорил Павел, вскоре появившись в комнате и принявшись ходить за ней по пятам и зудеть.

— Не дойдёт.

— Да?

Нина резко обернулась и посмотрела ему в лицо.

— Паша, заткнись. Я живу, точнее, выживаю, как могу. Хватит меня стыдить. — Посмотрела на часы. — Мне пора собираться.

Пашка зло усмехнулся.

— На работу.

— Да, на работу. А ты останешься с ребёнком. Это ведь и твой ребёнок?

— Давай переведём стрелки на то, какой я плохой отец.

— Давай, — издеваясь, согласилась Нина, и распахнула шкаф. Как и ожидала, бывший муж уставился на плотный ряд её новых платьев. Большинство из них были куплены на деньги Шохина, и поэтому стоили куда дороже, чем то, что Павел ей в подарок привёз.

Пока она выбирала платье, Павел сел на диван, локтями в колени уперся, и устало потёр лицо.

Выглядел не на шутку расстроенным и задетым. В конце концов сказал:

— Ты не можешь так спокойно говорить мне, что работаешь…

— Тише.

Он посмотрел на дочку, на пару секунд прижался губами к кулаку.

— Нина, так нельзя.

— Правда? — Она повернулась к нему, взглянула многозначительно. — А где ты был, когда я хотела это слышать? Где ты был три месяца? Ты думал, на что мы живём? Нет, — она даже зло рассмеялась, — ты занят был, ты по кастингам бегал. И знать не хотел, что ест твой ребёнок.

— Ты могла попросить в долг у родителей, у моей мамы.

— Ты, вообще, думаешь, что говоришь?

— Если был крайний случай…

Зазвонил телефон, Нина взмахнула рукой, прося бывшего мужа, наконец, заткнуться. Его въедливые, расстроенные взгляды раздражали. Он обвинял её, он был неприятно поражён, и, кажется, собирался её спасать. Нине рассмеяться хотелось, рассмеяться зло, а потом расплакаться. Но сделать это она смогла бы только, оставшись одна, а это невозможно.

Звонил Слава, её водитель. Деликатно напомнил о времени, и сообщил, что подъехал и ждёт её.

Нина поглядела на часы, совершенно потеряла чувство времени.

— Да, Слава, спасибо. Я скоро спущусь.

Пашка сверлил её подозрительным взглядом.

— Кто это?

— Не твоё дело. — Сняла с вешалки платье и снова укрылась в ванной.

Очень хотелось позвонить Косте. Пыталась привести в порядок неуложенные после мытья волосы, торопливо подкрашивала глаза и губы, смотрела на своё лицо, думала о Косте, а мечтала только о том, чтобы выйти из ванной, а Пашки бы не было, просто не приехал, все ещё в Москве. Что бы ему ни говорила, а перед ним было по-особенному стыдно. Из-за того, как всё у неё сложилось. Ведь совсем недавно говорила Косте, что уважает бывшего мужа за его упорство и стремление добиться чего-то большего, а сейчас выяснила, что за собственное падение стыдно. А Пашка такой человек, он не поддерживает упавших, он их жалеет, он сетует по поводу их неудач, иногда искренне, иногда не очень, и быть этим самым падшим в его глазах, очень неприятно. Из-за его врождённой веры в себя он всегда был немножко выше и чуть впереди, и когда она поотстала, он продолжал двигаться вперёд и в какой-то момент просто перестал оглядываться. Только по привычке протягивал назад руку, для неё. Она больше не хотела за неё держаться. Его внимание всё чаще напоминало жалость и подачку.