сказала, что мы были вместе с начала нашего сотрудничества в издательстве и до тех пор, пока я не исчезла без следа после презентации твоей книги.

– Да, это так, – подтверждаю я.

– Что произошло?

Мне тяжело вспоминать тот день, когда я потерял Оливию. Но, сделав еще один глоток виски, словно он должен придать мне неких сил, отвечаю:

– Бен досрочно вышел из тюрьмы. Кто-то анонимно заложил сумму, шло долгое разбирательство. Или судью подкупили.

– За что он сидел?

– Наркотики, – сухо отвечаю и отвожу взгляд. Я понимаю, что Оливии придется все рассказать, чтобы уберечь ее от еще большей опасности и ярости Бена, но рассказ дается мне с большим трудом. – Бен скатился по наклонной, и я не смог его вытащить.

– Ты же юрист, да?

К моему удивлению, Оливия поднимает взгляд и внимательно всматривается в мои глаза. Всем нутром чувствую, что она жаждет слышать только правду и больше ничего. И я понимаю ее. Оливия достойна большего, и даже я склоняюсь к тому, что она достойна лучшего мужчины, чем я.

Внутри я расклеился, как старая бумага. Собрав по крупицам все силы, которые разбежались магическим образом, я набираю побольше воздуха в легкие и говорю:

– Да, у меня юридическое образование.

– И ты служил раньше…

– Да. – Не хочу даже знать, откуда у нее эта информация! – И не один год.

– У тебя есть автомобильный бизнес…

– Да, шиномонтажная сеть в Крейгене. Мы открываемся теперь и в других городах…

Оливия внимательно смотрит на меня, и я делаю вывод, что самый главный секрет, который я так тщательно от нее скрываю, она не знает. Меня гложет чувство вины, поэтому, не дождавшись следующего вопроса, я говорю:

– Как ты понимаешь, все, что произошло полгода назад, – это не просто какое-то стечение обстоятельств. На все это были веские причины…

– Расскажи мне о Бене, – просит Оливия и пересаживается ко мне поближе. – И о том, что происходило, когда я потеряла память.

Не поднимая глаз, допиваю виски, перевожу дух и начинаю:

– Бен – мой младший брат, и он всегда был любимчиком в семье. Мне же от покойной матери доставались все шишки. Раньше, когда мы были помладше, нас вечно путали. Единственное наше различие – это то, что у Бена подбородок уже, а переносица искривлена. У нас разница в два года, мы оба родились от паскудного мужика, который бил нашу мать. Когда мне было двадцать, мать умерла от рака, а я как раз отправлялся служить. Все пять лет, которые я провел в разъездах по горячим точкам, не подозревал, чем занимается Бен. А когда вернулся и захотел с ним встретиться, узнал, что он связался с плохой компанией.

– Вы за пять лет ни разу не созвонились?

Оливия так тихо задала вопрос, что на моей коже выступили мурашки.

– Нет, – отрицательно качаю головой.

Встав с кровати, иду к виски. Мне тяжело даются эти воспоминания, в которые я не хотел бы больше окунаться, но… Оливия заслуживает правды. Она заслуживает увидеть эти скелеты в шкафу, чтобы попытаться меня простить.

– Бен был слишком занят, чтобы звонить своему старшему брату. И только сейчас я узнал, что на наркотики его посадил наш так называемый папаша, к которому Бен обратился за помощью.

– Он еще жив, ты не знаешь?

– Нет, он сдох. И что самое поганое, было время, когда я тоже сидел на этой дряни…

Наступившее молчание сжирает меня изнутри. Раскаиваться очень сложно, особенно перед тем человеком, который заслуживает услышать это раскаяние. Стоя спиной к Оливии, я ощущаю на своей коже ее скользящий взгляд. Она разглядывает татуировки на моей спине, спускаясь глазами все ниже.

– В тот год я забил практически все тело. – Знаю, что она будет сравнивать мои татуировки с татуировками Бена, поэтому добавляю: – А Бен решил скопировать меня. Отныне, если мы надевали очки или кепку, все принимали нас за близнецов. И это частенько играло нам на руку. А потом я решил соскочить… Ради семьи.

– У тебя была семья?!

Голос Оливии дрожит, заставляя меня закрыть глаза и постараться не чувствовать в сердце боль, которую я сам себе причиняю каждым произносимым словом.

– Да, была, – отвечаю я как можно спокойнее. – Я был женат и у меня двое детей, но… Жена ушла от меня, сказав, что дальше так жить не может… Как раз в тот момент, когда я соскочил с этой ебучей дряни, Бена упекли за решетку. На заработанные деньги я приобрел умирающий бизнес и начал все заново. А потом жена ушла, и я остался в одиночестве… Тем не менее вместе с бизнесом я приобрел еще кое-что.

Я медленно поворачиваюсь к Оливии, которая поджала ноги под себя и смотрит на меня с опаской. Отпиваю виски и стараюсь подавить в себе нарастающее желание впиться Оливии в губы еще до того, как она попытается дать мне шанс на исправление. Желание вот-вот проломит стальные оковы нервов. Я так могу слететь с катушек.

– Вместе с бизнесом я приобрел подпольное казино.

Я замолкаю и наблюдаю за Оливией. Она смотрит на меня все так же, словно я рассказываю ей обыденную историю, хотя мое сердце уже давно замерло.

– И вошел в число авторитетов теневого бизнеса, поскольку моя стратегия продвижения и расширения была куда лучше, чем у предыдущих владельцев.

– Так ты… преступник?!

– Отчасти. – Это слово дается мне с трудом. Я чувствую, как губы немеют от сказанного, но стараюсь не показать этого и снова отпиваю виски. – Это казино досталось моему брату от одного наркобарона, но когда Бена упекли за решетку, мне пришлось взять на себя обязанности по его сохранению. Я выкупил его, скажем так, и положил деньги Бена в банк, чтобы, когда он вышел, смог присоединиться ко мне.

– И что было, когда он вышел?

Оливия терпеливо слушает меня, и я ловлю на мысли, что это единственный человек, который меня не осуждает. Она просто слушает, впитывая информацию.

– Я даже не знал, что он вышел. Все случилось так внезапно… Все время, пока мы с тобой были вместе и работали над романом, я параллельно решал свои дела и… От того, что был по уши влюблен в тебя, не заметил, как в бизнесе завелась крыса. А когда до меня дошло, уже было поздно. Тебя похитили, а времени на расследование с каждой секундой становилось все меньше и меньше.

В возникшей тишине Оливия шумно поерзала на кровати и вздохнула, по-видимому, пытаясь переварить то, что я ей сказал.

– То есть… ты хочешь сказать, – начала она