стало быть, что-то расстроилось в его семействе. Поинтересовалась:

– Вероника думает так же?

– Я не спрашивал у нее! – таким ответом Константин просто закрывал тему.

Марина сделала паузу и перевела разговор:

– Дело в том, Константин, что мой Лопух совершил большую глупость.

Аспенский понял, что она имела в виду, поморщился и брезгливо скривил губы:

– Он у тебя весь состоит из глупостей.

Она нахмурилась и продолжила:

– Не желая того, сейчас он всех посадил в калошу.

Аспенский, ухмыльнувшись, глянул Марине в глаза:

– Только мне не рассказывай этих басен. Я знаю, что твой Лопух не примет ни одного решения без тебя. И если вы очутились в калоше, то на этот раз лопухом оказалась ты сама.

Марина сжала скулы, признаваться в собственном просчете и оправдываться перед Аспенским не собиралась. Поворачивала дело так, будто пыталась исправить чужую ошибку. Ибо тогда могла вести диалог на равных:

– Ошибаешься, Константин. – Выдержала его властный взгляд. – На этот раз – увы. Так случилось.

– Предположим, я тебе поверю. – На его лице мелькнула короткая насмешка. – И что дальше? В какую калошу ты села? С чего вдруг начала гомозиться?

Марина, словно не заметила иронии, проговорила:

– Есть причина, Константин, есть. Я хочу все исправить.

Плотная фигура Аспенского прочно вдавилась в сиденье, неподвижно застыла в одной позе. Марина тоже замерла, ожидая его слов. Константин разлепил сжатые губы:

– Исправляй. Только вижу, без меня обойтись не можешь.

Марина кивнула:

– Да. – Она знала, что он всегда шел напролом. Возможно, и здесь его тактика могла помочь.

Аспенский поморщился:

– Странно, – сказал с недоверием. – Странно слышать это от тебя. Ты ведь меня терпеть не можешь. На дух не переносишь.

– Не преувеличивай, – качнула головой женщина. – Не в тебе дело! Просто всех вас, мужиков, выносить невозможно. Ты не лучше остальных.

Аспенский захрипел:

– Тогда какого черта ты приперлась ко мне? Сначала наверняка радовалась, что ущемили меня? Забыла, что сломать меня непросто.

– Оставь, – с досадой отозвалась Марина, – не придирайся. Мы теперь в одной лодке. Надо вместе выплывать.

Аспенский отвернулся, глянул в боковое зеркало, включил поворотник и тронул машину с места. Деревья вдоль дороги замелькали. Скоро он свернул с главной дороги, и Марина догадалась, что Аспенский направлялся к своему загородному дому. Всю дорогу не разговаривал. Его привела в замешательство ее просьба. Константин не понимал причины.

Марина тоже молчала. Сейчас, чтобы добиться своей цели, она готова была на все. Аспенский был неприятен ей, но теперь он ей необходим, и это было главным.

Въехав во двор, Аспенский закрыл ворота. Высадил Марину, достал из кармана ключи от дома, протянул ей:

– Открой и иди в душ.

– А без постели обойтись нельзя? – спросила женщина, хотя еще в дороге поняла, зачем Константин повез ее сюда.

– Нельзя! – властно отсек он. – Ты на меня только в постели положительно действуешь. И не ломайся, не первый раз.

Ей не понравилась его грубость:

– Я не хочу, – сказала она.

– А куда ты денешься? – усмехнулся Константин, – Ведь я тебе нужен.

Марина недовольно поежилась, зажала себя, резко выхватила у него ключи и пошла к дому. Константин посмотрел ей в спину, ее округлые формы возбуждали его. В доме прошла в ванную комнату, разделась, стала под душ. Константин вошел следом, раздеваясь на ходу. Она с неприязненной дрожью окинула его плотную фигуру с покатыми плечами и мощными бедрами:

– А подождать не мог, когда я помоюсь?

– Зачем ждать, если можно этого не делать? – Прижал к себе Марину и отключил воду.

Она не сопротивлялась, и Константину нравилось это. Он пыхтел и хрюкал. Женщина не испытывала удовольствия с ним. Все было противно. Но терпеливо выносила это, помня, что он нужен ей. Наконец Аспенский шумно выдохнул, заурчал удовлетворенно и отстранился от женщины. Она снова включила воду, смывая с себя его следы. С удовольствием подставила тело, руки, ноги, лицо под прохладные струи. Ей хотелось вымыть себя изнутри.

Константин смотрел на ее тело, и в нем нарастала новая волна желания. Однако любопытство взяло верх, и он проговорил:

– Так почему же ты заегозила? Что не так сделала? Продешевила, что ли? Но после драки кулаками не машут. О чем думала до сделки? Как бы посильнее насолить мне? Хотела переиграть меня. Дура. За что так не любишь? Решила, что без меня сможешь обойтись. Но, как видишь, не плюй в колодец, из которого пьешь.

Марина терпеливо слушала тираду Аспенского. Наконец он умолк, обхватил ее, крепко поцеловал в губы, потянул за руку из душевой кабины:

– Хватит, пошли в спальню!

Она вырвала руку:

– Ты поможешь мне, Константин?

– Это в моих интересах, – прорычал он и грубо сжал руками ее тело.

Марина, услыхав нужный ответ, подчинилась его напору.

Кровать скрипела и стонала. Казалось, вот-вот затрещит и развалится. Аспенский взмок от стараний. А женщина лежала и думала, скорее бы все закончилось. И вот он, шумно пыхтя, отвалился. Отдышался. Сказал:

– Значит, причина в деньгах.

– Нет, – ответила она. – Я и с малыми деньгами жить умею. – Лежа на спине, она глядела в потолок.

– Пришлю к тебе адвоката, – предложил Константин, ладонью поглаживая бедро и низ живота Марины, – хорошо бы найти зацепку для признания договора ничтожным.

– Это я без твоего совета сделаю. Только все пустое, договор без сучка и без задоринки. Ты со своей стороны поломай серьезно голову, придумай что-нибудь покруче. Например, выбей стул из-под Анатолия! – попросила Марина.

– А возвращать деньги не жалко? – поинтересовался Аспенский. – Получаешь чужие, а возвращать приходится свои.

– Деньги существуют, чтобы переходить из рук в руки, – ответила женщина, испытывая неудовольствие от поглаживания ее тела Аспенским.

– Женщины – тоже, – заявил Константин и убрал свою ладонь с ее живота. – Все продаются. И ты – также.

Марина проглотила упрек. Аспенский был прав: она лежала с ним в постели, это был торг.

– Конечно, – отозвалась женщина, – только стою недешево.

Кровать под ними была широкая и со своей историей, как и весь этот дом. Ибо историю имеют не только люди, но и вещи, с которыми люди соприкасаются. Марина вдруг подумала, интересно было бы узнать историю кровати. Наверно, много порассказала бы она. Раскрыла бы имена разных женщин. И ее имя не ново для кровати. Она уже бывала тут. С прошлого раза помнила, что матрац старчески хрипел и недовольно давил ей в бока выпирающими пружинами.

А все-таки хорошо, что вещи не умеют разговаривать. Пусть и эта кровать помалкивает. Пускай не сплетничает и не сравнивает ее с другими бабами.

Марина повернула голову набок, пробежала глазами по стенам, отвлекая себя от